но в историко-архивную библиотеку продолжал наведываться. Иногда просто Юлию у входа встречал, но часто поднимался в зал. Садился рядом. Вроде как просматривал театральные журналы, а сам то и дело поглядывал на мисс Совершенство.
Но последние несколько дней блестящий повеса в окрестностях историко-архивной не появлялся. А сегодня несчастная в одной легкой кофте на подоконнике. Рыдает. И явно готова спрыгнуть в промозглую осеннюю черноту.
– Юлька, – тихо велела Надя. – А ну быстро обратно!
Та и не подумала. Даже головы не повернула.
Блин. Подоконник скользкий.
А когда Митрофанова подошла поближе, хрипло каркнула:
– Отойди, я сказала!
Надя психологию не учила, но и без того понятно: потенциальная самоубийца. Надо, наверно, сказать, что все будет хорошо?
Но вместо правильных слов ляпнула:
– Если грохнешься, меня уволят.
А Юлька проклятая даже руками за подоконник не держится.
Надя повысила голос:
– Свински себя ведешь. Зачем других-то подставлять? Хочешь сдохнуть – иди домой, там и прыгай!
Красавица обернула к ней зареванное лицо. Простонала:
– На-адя! Феликс меня бросил!
– Так и сказал, что уходит?
– Нет! Просто исчез – и все!
– Так, может, что-то случилось с ним?
– Говорю тебе, бросил! Я знаю, я его видела! С другой!
– Где?
– В Главном театре. В ложе администрации. Они рядом сидели.
– И только-то?
– Да там все понятно! Он ее лапал, а она только рада! Променял меня! На эту фальшивую куклу!
– А как ты вообще узнала, что он в театре?
Всхлипнула:
– Я их отследила. У подъезда его стояла… с самого утра. А в пять вечера они оттуда уже вдвоем вышли. Значит, эта тварь у него всю ночь была!
– И что дальше?
– Они сели в машину. А я такси поймала. Ехала следом – до Главного театра. Они через служебный вход вошли, я билет с рук купила. Ну и увидела, как обнимаются – в ложе, у всех на глазах. Мне больше нет смысла жить!
– Господи, какая ты дура!
– Она красивая, богатая, раскованная! Я в сравнении с ней полный ноль!
– Никого красивее тебя в Москве нет, – твердо сказала Надя. И попросила: – Влезь, пожалуйста, обратно. Я не могу разговаривать, когда ты ко мне спиной.
– Да не о чем говорить, – отозвалась та безнадежно. – И жить мне незачем.
– Я могу тебе помочь, – решительно произнесла Митрофанова.
– Как? – спросила без надежды.
– Могу. Слезь с подоконника и выслушай.
Молчит.
Митрофанова рявкнула:
– Слезь, я сказала! Полчаса ничего не решат. Поговорим, а потом
