других.
Что ж…
– Как зовут римского консула? – продолжал Флавий. – Не Катулл, которого ты побил при Адидже, но новый консул, которому, говорят, передали верховное командование.
– Марий.
– Вот как. Гай Марий, я уверен. Я встречался с ним. Плебей, демагог, самодовольный и всегда разгневанный человек, который хвастает, что не знает греческого… Его единственное достоинство – он не солдат, а демон.
Последние слова Флавий произнес на латыни. На кимврском, языке варваров, сказать такое невозможно. Эодан без труда его понял: Флавий обучил его латыни для повседневного использования, потому что Эодан с нетерпением ждал дня, когда у него будет много рабов-римлян.
Эодан сказал:
– В повозке с багажом найдешь мои доспехи. Отполируй шлем и нагрудник. Завтра я должен выглядеть как можно лучше. – Он остановился у фургона. – И не сиди здесь слишком близко.
Флавий усмехнулся.
– А… понимаю. Тебе можно позавидовать. Я все знаю об Аристотелевых критериях красоты, но ты спишь с ними.
Эодан пнул его, но не сердито. Римлянин рассмеялся, уклонился и растаял в темноте. Эодан посмотрел ему вслед и услышал, как он весело мелодично засвистел.
То же самое Гней Валерий Флавий пел у Аравсиона в Галлии, чтобы подбодрить других пленных. Это было после того, как кимвры разбили две консульских армии и Боерик приносил всех пленных и добро в жертву речному богу. От фургонов со старухами несло кровью! Эодану стало плохо, когда беспомощных людей одного за другим вешали, пронзали копьем, разрубали и разбрасывали мозги – тела запрудили реку. Вот тогда он слышал пение Флавия. Тогда он не знал латинского, но догадался по смеху (римляне смеялись, ожидая смерти!), что слова непристойные. Подчиняясь порыву, он выкупил Флавия у реки за корову и теленка. Позже он узнал, что владеет римлянином высшего класса, учившимся в Афинах, владельцем богатых поместий, с большим будущим; как обязан всякий благородный римлянин, он служил в армии.
Эодан поднялся на три ступеньки и откинул дверную занавеску. Это дом странствующего вождя, его везут четыре упряжки быков, он снабжен стенами и крышей от дождя.
– Кто это?
Низкий женский голос звучал напряженно. Эодан слышал, как она движется в темноте среди его разложенного оружия.
– Это я, – сказал он. – Только я.
– О…
Викка подошла к двери. Тусклый свет упал на ее лицо, широкое, с курносым носом, в небольших веснушках, с широким мягким ртом, с глазами, как летнее небо. Светлые волосы падают на сильные плечи, и он едва различает ее пригнувшееся тело.
– О, Эодан, я испугалась.
Она холодными руками схватила его руки.
– Нескольких римлян? – спросил он.
– Того, что может случиться с тобой завтра, – прошептала она. – И даже с Отриком… Я подумала, что ты не придешь домой на ночь.
Его
