к руинам заброшенных зданий. Без шляпы, весь взъерошенный после отважного прыжка из окна, я едва ли мог привлечь чье-то внимание на этих улицах и надеялся незаметно проскользнуть мимо случайного ночного прохожего.
На углу Бейтс-стрит я едва успел шмыгнуть через черный проем в вестибюль, завидев впереди двух субъектов, которые шаркающей походкой пересекали улицу; отдышавшись, я снова пустился в путь и вскоре оказался на площади, где соседние Элиот-стрит и Вашингтон-стрит встречались с Саут-стрит. Хотя я сам ни разу не бывал на этой площади, она мне показалась опасной, еще когда я разглядывал ее на самодельной карте – потому что все ее пространство ярко освещалось луной. Но обойти эту площадь стороной нечего было и пытаться, потому что, выбери я любой альтернативный маршрут, мне пришлось бы делать длинный крюк, а значит, рисковать быть замеченным или задержаться в этом проклятом городе. Так что единственным выходом для меня было отважно и не таясь пересечь площадь, усиленно копируя характерную для инсмутцев шаркающую походку в надежде, что никто – по крайней мере, никто из моих преследователей – не окажется здесь. Насколько серьезно была организована облава на меня – и с какой именно целью, – я не имел ни малейшего понятия. В городе в этот поздний час было необычно людно, впрочем, я рассудил, что известие о моем бегстве из «Гилман-хауса» вряд ли уже распространилось среди горожан. Вскоре мне, конечно, придется оставить Вашингтон-стрит и двигаться куда-то в южном направлении, потому как толпа, собравшаяся возле гостиницы, вне всякого сомнения, погналась за мной. Они, должно быть, заметили мои следы на пыльном полу соседнего кирпичного здания и уразумели, что мне удалось выбежать на улицу.
Площадь, чего я и опасался, была ярко освещена луной; в центре площади когда-то находился небольшой скверик, о котором теперь напоминали лишь железные перила. К счастью, площадь оказалась пуста. Но тут до моего слуха донеслось странное урчание со стороны Таун-сквера. Саут-стрит была весьма широкая и вела вниз к набережной, и с нее вдалеке открывался отличный вид на море; мне оставалось надеяться, что со стороны моря никто не следит за улицей и не заметит, как я пересекаю ее при свете луны.
Я без задержки осуществил задуманное, и, судя по гробовой тишине вокруг, никто за мной не шпионил. Озираясь, я невольно сбавил шаг, чтобы взглянуть на освещенный луной величественный морской простор, открывающийся в конце улицы. Далеко за волнорезом темнел силуэт Дьяволова рифа, и, завидев его, я не мог удержаться от воспоминаний о тех ужасных легендах, которые мне порассказали за последние сутки и в которых это нагромождение черных скал рисовалось чуть ли не вратами в мир непостижимого зла и неописуемого безобразия. А потом я вдруг заметил на рифе вспышки огней. Это зрелище было настолько четким и реальным, что мою душу захлестнула волна слепого ужаса. Все мое тело напряглось, изготовившись к паническому бегству, и меня удержало на месте лишь инстинктивное чувство самосохранения
