которым он смотрит на меня, убивает все желание спорить, и я прикусываю язык, хотя по-прежнему чувствую себя невиновной. Что делать если я общительная и обаятельная и ко мне тянутся люди, а Олег – молчун, который все время, что не спит, просчитывает в голове какие-то свои схемы и совсем не расположен к болтовне со мной.
Весь оставшийся день проходит в напряжении. Трусливо не выхожу из номера и загораю на террасе. Не знаю, что Олег сказал Максу, но точно не хочу встретить парня и прочитать в его глазах презрение.
Все-таки как ни крути, а факт остается фактом: я продала себя мужчине.
Вечером, наводя красоту, отвлекаюсь, и настроение немного поднимается. У меня всегда от предвкушения праздника срабатывают какие-то датчики, и уровень серотонина в крови заметно увеличивается, и с ним прямо пропорционально – настроение.
Да и Олег, царапнув по мне взглядом, вдруг кидает комплимент:
– Ты очень красивая!
Считаю эту фразу шагом к примирению и вполне искренне улыбаюсь весь вечер, особенно когда понимаю, что симпатичный знакомый из бассейна не дорос еще до подобных мероприятий и встретить его тут мне не грозит.
Вот только ночью, едва мы пересекаем порог номера, мужчина, грубо схватив меня, задирает мое платье и, отодвинув в сторону шелковую полосочку, имеет меня прямо в коридоре быстро и жестко, словно наказывая за утренний эпизод.
Кусая губы не столько от физической боли, сколько от обиды, я еле сдерживаю слезы и, лишь оставшись наедине со своими чувствами, заперевшись в ванной и зашторив прозрачную перегородку занавеской, даю волю эмоциям, и реву…
Я вещь, которую купили и используют, как и когда хотят.
9 глава. Мика
Просыпаться в постели с мужем после его возвращения из рейса всегда непривычно: снова тесно и холодно на краю кровати без теплого наполовину стянутого с меня одеяла, но сейчас к этому примешивается еще что-то…
Может, снова просачивается совесть, которую я пытаюсь заткнуть логичными аргументами подруг?
Как мне жить с этим? Ведь из памяти не выкинуть, что я добровольно отдалась другому мужчине.
Изменила!
Вылезаю из кровати и пытаюсь удрать от гнетущих мыслей на кухню, но от себя не убежишь.
Надо отвлечься.
Ничего не помогает лучше, чем дела, и я затеваю блины на завтрак.
Когда половина жидкой субстанции из ковшика обретает форму тонких румяных кругов на тарелке, на кухне появляется дочь и, плюхнувшись на табуретку, сонно уточняет:
– Сегодня масленица?
Мотаю головой, чувствуя, что нечасто балую своих близких подобными завтраками, если блины у дочери ассоциируются только с праздником.
Поворачиваюсь к сковороде и слышу голос мужа:
– Наша мама замаливает грехи?! Танюх, в чем она провинилась? Колись!
Мне кажется, сердце остановилось, и я перестала дышать. Хорошо хоть стою спиной и ужас в моих глазах никто не видит.
– Ни
