шествием по улицам Рима.
Стражник едва заметно покраснел, и Марий ухмыльнулся.
– Можешь войти в город, – сказал стражник, отступая в сторону и жестом приказывая открыть ворота.
Марий наклонился к Гаю:
– Согласно обычаю, я должен был испросить разрешения, но сегодня не тот день, чтобы кланяться городским стражникам, не сумевшим пробиться в легионы…
Он снова сделал знак, и над всем строем разнеслось пение рогов. Ворота открылись, и собравшаяся за ними толпа завопила от восторга. Волна шума ударила в легион, и вознице Мария пришлось крепко дернуть за поводья, чтобы кони двинулись дальше.
Первородный вступил в Рим.
– Выбирайся наконец из постели, если хочешь увидеть триумф! Все говорят, зрелище будет великолепное. Твои отец и мать уже оделись, сопровождающие собрались, а ты все нежишься!
Корнелия открыла глаза и потянулась, не замечая, что соскользнувшее покрывало обнажило золотистое тело. Ее служанка, Клодия, раздвинула оконные занавеси, впуская в комнату свежий воздух и солнечный свет.
– Смотри, солнце уже высоко, а ты даже не оделась. Как не стыдно спать голой. А если бы я была мужчиной или вошел твой отец?
– Отец бы не вошел. Он знает, что, когда жарко, я сплю голая.
Все еще зевая, обнаженная Корнелия поднялась с постели и потянулась, как кошка, выгибая спину и хватая в кулачки воздух. Клодия подошла к двери спальни и опустила засов на случай, если кому-то вздумается заглянуть в комнату.
– Думаю, ты сначала окунешься, – сказала Клодия, – а уже потом оденешься.
В ее голосе слышалась любовь, которую не могла скрыть никакая притворная строгость.
Корнелия кивнула и босиком прошлепала в купальню. Идущий от воды пар напомнил ей, что все в доме трудятся с самого рассвета. Корнелия даже испытала легкий укол вины, однако это чувство рассеялось, когда она перекинула ногу через край и со вздохом опустилась в воду. Ей нравилась эта утренняя роскошь, которой она предавалась, не дожидаясь предусмотренного домашним распорядком дневного купания.
Клодия последовала за ней с охапкой полотенец. Заряженная невероятной энергией, она, казалось, никогда не останавливалась. Посторонний и не принял бы ее за рабыню – ни одежда, ни манеры не выдавали ее положения. Драгоценности у нее были настоящие, а выбор одежды – богатый.
– Быстро! Вытирайся вот этим и надевай мамилларе.
Корнелия застонала:
– Эта повязка слишком тесна для такой жары!
– Зато через несколько лет твои груди не будут висеть, как пустые мешочки! – фыркнула Клодия. – Вот тогда и скажешь спасибо, что носила ее в свое время. Вставай! Вылезай из воды, ленивица! И не забудь прополоскать рот.
Пока Корнелия вытиралась, Клодия разложила ее одежду и открыла серебряные коробочки с краской и маслами.
– Надень вот это.
Корнелия подняла
