темноты, с детства я воспринимаю мрак как то, что защищает и укрывает от злых людей и недобрых духов. Научные сотрудники редко оставались допоздна, и мне казалось, что весь особняк, со всеми его темными комнатами, зигзагообразными переходами, которые язык не поворачивался назвать коридорами, и узкими скрипучими лестницами, ведущими то ли на третий этаж, то ли на чердак, принадлежит мне, и я здесь одна. Конечно, это было не так – в здании оставались дежурные, в звукоизолированных камерах на первом этаже какие-нибудь отчаянные экспериментаторы продолжали свои опыты, но мне это не мешало. Собственно говоря, я оставалась здесь якобы для того, чтобы не болтаться на улице до начала лекций на Моховой и позаниматься – спешить мне было некуда – но на самом деле меня манил этот таинственный полумрак, и я бродила по пустынным этажам, поднималась и спускалась по рассохшимся лестницам, представляя себе, что я – дочь обширного семейства, когда-то обитавшего здесь, и выдумывая биографии этих привидевшихся мне людей, которые порой казались мне более реальными, чем окружавшие меня живые современники.
Теперь забор починили и покрасили в ярко-зеленый цвет, фасад подновили, но суть дома осталась, и я по-прежнему люблю здесь бывать. Собственно говоря, я могла бы здесь проводить все рабочее время каждый божий день, и мне тогда не пришлось бы думать о деньгах, но на это я никогда не соглашусь – слишком мне дорога с таким трудом завоеванная свобода.
Открыв отделанную под старину дверь, я кивнула швейцару, погруженному в чтение какого-то журнала и не поднявшего головы (на самом деле швейцара держали лишь для видимости, из глубины холла меня внимательно оглядели два охранника в камуфляже и, узнав, пропустили без звука) и быстро поднялась на второй этаж. Там я повернула налево, еще раз налево, поднялась на пол-этажа и оказалась прямо перед дверью, на которой мерцала табличка с крупными буквами АО "КОМПИК", в точности такая же, как у парадного подъезда, а чуть пониже – надпись "Ю.А. Ивлев, Генеральный директор". Я толкнула ее и вошла в приемную, где за столом, заставленном телефонами, двумя мониторами и заваленном ворохом бумаг, восседала новая секретарша – с ней я почти не была знакома.
– Привет, Мила. Юрий у себя?
– Здравствуйте, Агнесса Владимировна, – произнесла она, делая акцент на моем отчестве, как будто подчеркивая мой возраст, давно, по ее мнению, переваливший за ту грань, когда женщина еще может на что-то рассчитывать. – Я узнаю, свободен ли он.
Я взглянула на нее с некоторым интересом, отметив про себя и пустой взгляд круглых глаз на хорошеньком личике с пухлыми губками, и деловой костюм с явной претензией на нечто большее, и туфельки с блестками – туфельки явно не из той оперы, как будто они попали сюда из бальной залы. Она была очень похожа на девушку из одной известной рекламы – ту, которой молодой человек долго объясняет суть одной деловой операции, а потом спрашивает, поняла ли она, на что красотка отвечает: "Не-а".
