с ним было слишком хорошо, но "недонажил" – это уже кое-что! Но он не понял, почему я рассмеялась, и перевел разговор на свою квартиру. Как он ее обставил, какую он достал по случаю мягкую мебель – со скидкой, как у него сейчас уютно. Какой он недавно приобрел альбом Ренуара. Как он мечтает жить своим домом, и чтобы в этом доме его встречала хозяйка, улыбаясь и радуясь его приходу – такая женщина, как я.
Тут я удивилась. Конечно, меня поразили не него слова насчет хозяйки в доме – просто я не могла припомнить, чтобы Аркаша когда-нибудь увлекался искусством. Может быть, это сейчас модно среди новых русских? Но его слова навели меня на одну мысль, и я произнесла вслух:
– Кстати, сейчас в новой Третьяковке выставка Сальвадора Дали. Пойдем?
– Конечно, если ты хочешь!
После того, как разговор перешел на живопись, Аркадий оживился. Он сказал, что я ему напоминаю ренуаровских женщин. Мне стало совсем смешно, я рассмеялась вслух, а он захохотал в ответ. Я вообще смешлива и к тому же смеюсь очень заразительно. Иногда во время переговоров, когда партнер ляпает с чрезвычайно серьезным и умным видом очередную глупость, мне очень трудно сдержать себя и не рассмеяться. Во всяком случае, остаток обеда прошел более оживленно, и, расплатившись, мы отправились на Крымскую набережную.
Билетов, как всегда бывает в таких случаях, не было, а очередь людей с билетами была часа на три. Я заставила Аркашу купить билеты у перекупщиков за двойную цену и, вспомнив студенческую юность, отправилась к служебному входу. Там стоял очень симпатичный молоденький милиционер в новой форме; я состроила ему глазки, улыбнулась, вытащила из сумочки какое-то старое удостоверение, помахала им перед его носом, заявила, что я представитель прессы, и паренек не смог устоять. Аркашу я протащила с собой как фотокорреспондента; мальчишка-милиционер (мне даже не хочется называть его ментом) остался стоять с раскрытым ртом – у фотокорреспондента не было с собой аппаратуры, да и на выставках такого рода фотографировать запрещено. Впрочем, чем абсурднее, тем убедительнее.
В деловых строгих костюмах среди разношерстной публики, одетой кто по-богемному красочно, кто по-интеллигентски небрежно, мы с Аркадием выглядели неуместно. Впрочем, Аркадий этого просто не заметил, а я об этом сразу же позабыла. Выставка меня захватила. Я вообще люблю атмосферу музейных залов, вернисажей. Но тут было другое. Дали для меня значит больше, чем просто гениальный сюрреалист. Испанская речь, которая звучала в зале, рисунки и картины на стенах вызвали у меня острый приступ ностальгии. Дело в том, что мой бывший муж, Марк, был "испанцем" – он учил в нашем институте испанский язык. Я давно о нем ничего не слышала, знала только, что он много мотался по Латинской Америке, а несколько лет назад уехал в Испанию. Его гордостью был роскошный альбом Сальвадора Дали, который он когда-то за бешеную цену достал у спекулянтов. Когда я с ним рассталась, то мне пришлось распрощаться и с этим альбомом.
Я
