других, где учитель помогает мистеру Соломону тащить тяжелый пакет с удобрениями, раскладывает чили по тарелкам во время благотворительного ужина в школе, обслуживает стенд на городской книжной ярмарке.
– Уильям Ларкин пользовался огромной популярностью, его любили все ученики без исключения. Он был…
– Неизвестно кем, – вставляет Рамон д’Артуро.
В зале наступает гробовая тишина. Я моментально краснею.
– Простите? – переспрашиваю. Пальцы инстинктивно тянутся к браслету, нащупывают знакомые подвески.
– Рамон, – сдержанно вступается Карли, – сейчас очередь Бринн.
– Извини, что перебил, – невозмутимо продолжает Рамон, – только мы теряем время. Давайте по существу.
Он встает, берет маркер и пишет на доске большими буквами прямо по застывшему лицу мистера Ларкина: «КОМУ ДО НЕГО ДЕЛО?»
У меня отвисает челюсть, а Карли говорит:
– Бринн как раз об этом и говорила.
– Она говорила о том, каким он был хорошим учителем, – уточняет Рамон. – И это замечательно. Только обычно в подобных случаях мы имеем дело с безутешной семьей, которая жаждет докопаться до правды. С родителями, которые могут рассказать о детских годах жертвы, с женой или подругой, которая лишилась любви всей жизни. Еще бывают братья или сестры, подозревающие никогда не нравящихся им приятелей, и прочее. А как обстоят дела с Ларкином? – Он пожимает плечами. – Труп опознал сосед по комнате. Местная газета поговорила с коллегами из школы. Такое впечатление, что у него и семьи-то нет.
– Минутку, – протестую я, – что значит нет?
Рамон хмурит бровь:
– Можете кого-то назвать?
– Я… – Не нахожу слов.
– Ваш учитель рассказывал что-нибудь о своей семье? – продолжает Рамон. – Или друзьях? О подружке, наконец?
Я судорожно роюсь в памяти под устремленными на меня взглядами. Наверняка он кого-то упоминал, только, как назло, ничего не приходит на ум. Мистер Ларкин всегда говорил о нас, и все воспринимали это как должное. Ведь заботиться об учениках было его прямой обязанностью. Даже готовясь к презентации, я ни на секунду не задумалась о его семье или друзьях, что теперь выглядело совершенно дилетантским упущением.
Черт, надо было послушаться Линдзи и отказаться, пока была возможность.
– Я не помню, – сдаюсь я.
– Неудивительно, – кивает Рамон. – Полиция Стерджиса не смогла найти ни одного родственника, и никто его не хватился. Похороны организовал персонал Сент-Амброуза. Как я уже сказал, Уильям Ларкин был неизвестно кем.
Не знаю, что больнее: то, что Рамон за пять минут показал мою несостоятельность как криминального журналиста или что он упорно называет мистера Ларкина неизвестно кем. Так и тянет оправдаться, заступиться то ли за него, то ли за себя.
Меня опережает Карли.
– Чем вам не детективный сюжет? – вворачивает она. – Почему у красивого, умного,
