было без боязни глядеть в будущее.
Каждый ребёнок, посетивший театр, ставился на особый учёт; с родителями, по большей части, завязывалась переписка в интернете. Посещая один за другим спектакли по специальному абонементу, маленький зритель словно бы проходил сквозь ряд светлых образов, остающихся с ним на всю предстоящую долгую жизнь. Позже это должно было спасти в ситуации, где ничто другое уже не спасало.
Постепенно вокруг матрицы складывалась своеобразная религия позитива и справедливости, где Марк начинал выполнять роль главного проповедника. Он вовсе не старался вещать, подняв палец к небу, но каждое его слово изустно тиражировалось и превращалось в своеобразный канон.
– Эдак я стану святым при жизни! – с иронией говорил он, добавляя: – Но поверьте, грешен, канонизировать не получится.
Он был неравнодушен к женщинам и мог очаровать любую. За красавицами Марк не гнался, понимая, что для них общение с инвалидом требует особых душевных сил – однако и с импозантными особами порой крутил короткие и страстные романы. В основном, конечно, он одаривал своим обаянием женщин из театральной среды, прекрасно зная их слабости и по-мужски жалея. Рядом с ним женщины любого возраста чувствовали себя защищёнными, и, как ни странно, такое ощущение сохранялось у них и после расставания, которое никогда не превращались в драму.
О себе Марк скупо сообщал, что свою любовь когда-то потерял вместе с ногами. Что именно это означало, знали только самые близкие, но они предпочитали молчать. Ясно было, что ничто человеческое этому философу было не чуждо, и постепенно, что бы он ни говорил, становилось чуть ли не истиной в последней инстанции не только для миллионов детей, но и для их родителей. Его советам следовали беспрекословно, его интервью становились катехизисом, на что он сам внимания не обращал и отмахивался:
– Обычный здравый смысл плюс житейский опыт, не нужно преувеличивать.
Ему приходили письма со всего мира, секретарь не успевал их сортировать, а референт – переводить, чтобы потом в виде одного абзаца изложить суть. Марк отвечал всем, кто к нему обратился: одним подробно, другим в виде краткой фразы. Например, его спросили, как он определяет понятия добра и зла, и он не разразился большим трактатом, а внятно и просто пояснил: «Добро – это то, что способствует развитию человека, или народа, или всех людей. Зло этому препятствует». Вот и всё, но попробуйте сказать лучше.
Его письма, стоило собрать их вместе, могли бы составить несколько томов. Собственно, его референт так и собирался сделать, и если бы не сотни текстов, обрушивающихся еженедельно со всех сторон, в том числе по интернету, то, возможно, появилось бы время и на это. Некоторые записки можно было печатать в сборнике научных трудов, другие – в книге рекомендаций домохозяйке. Кое-что лежало в сфере глубоко интимных отношений, но и здесь Марк находил удивительные в своей правоте решения,
