вечно собирала деньги то на свадьбы, то на похороны, то на генеральную уборку.
Катерина погрузилась в работу безоглядно. Сделала несколько образцов для определения плотности вязания, провела математические вычисления для расчета количества петель и столбиков, несколько раз перевязывала технически сложную, не поддававшуюся с первого раза часть. Наконец, заправила последние ниточки, отпарила утюгом неровности в цепочках и столбиках, села у окна и, дождавшись Машу-Дашу, таинственно поманила ее рукой.
Честное слово, получилось не хуже, чем в этом "Космолёте"! Девушка то вертелась перед зеркалом, то бросалась обнимать БабКатю, то порывалась бежать за деньгами, забыв снять платье. Катя и запамятовала, что вещи могут доставлять людям такую радость. Она-то сама донашивала старые свитерки и юбки, думая, что на ее век хватит. В двухтысячном году она и не мечтала, что доживет до две тысячи двадцать третьего.
– Так ведь и не дожила еще, – скептически заметил противный внутренний голос.
Чем же закончилась та история? Катя смутно вспоминала какие-то снимки, кажется девчонка заказала фотосессию и повесила фотографии где-то в Интернете. Еще БабКате почему-то вспоминалось число сто четырнадцать. Столько писем, что ли, пришло в ответ? Теперь не у кого спросить. Маша-Даша вскоре уехала в Москву, Клавдия умерла, а людей, которым досталась квартира, БабКатя не знала.
Вторая снежинка пусть будет в память о Маше. Или о Даше.
Квартира 3
В этой квартире жила Люська. Не то чтобы они были подругами, просто в их доме-бараке больше не было девочек их возраста. А они в одном классе учились, в школу-из школы ходили вместе, уроки друг у дружки списывали, школьные проблемы обсуждали. Но Кате при этом было противно раннее пробуждение в Люське женщины – то, как она визгливо смеялась в присутствии мальчишек, дотрагивалась до них как бы случайно, отпускала шуточки на грани приличия и даже (о, ужас!) словно невзначай скидывала бретельку сарафанчика с плеча. Катя краснела и конфузилась вместо Люськи, но та лишь хохотала над ее стыдливостью и, провоцируя подругу, произносила всякие смущающие слова.
Люська гуляла то с одним кавалером, то с другим. И лишь фыркала, когда возникали конфликты. Из-за нее и Пашка пострадал, зуб ему выбил сын бригадира, а Пашкин отец не хотел связываться, бригадир мог и премии лишить. Катя, когда об этом узнала, смертельно обиделась на Люську. Выговаривала ей, что комсомолки так себя не ведут, они всегда заступаются за слабых. Люська удивленно вытаращила на нее глаза:
– Чего? За каких это слабых? Ты его хотя бы видела?
Нет, Катя Пашку ни разу не видела, он был старше девочек на четыре года, уже успел отслужить в армии и работал на том же заводе каким-то рабочим. Чем ему приглянулась малолетка Люська, он и сам потом не мог понять. Но традиционно волочился за ней, как и многие парни их возраста. Не так уж много у них в округе было девчонок. А красивых – и подавно. А доступных – всего одна… наверное… Катя никогда такими
