самому тоже интересно. Ещё когда папа был жив, они иногда при мне вспоминали, какой у них был крутой роман, но что-то недоговаривали, ну, там, говорили, что папа влюбился в маму с первого взгляда, и она была такая красивая, а он такой добрый, и что они были созданы друг для друга, и все такое. Но я чувствовал, что они о чем-то умалчивают. Иногда, когда они глядели друг на друга, у них в глазах прямо искрились эти тайны, о которых им не хотелось говорить при ребенке, и тогда они улыбались и отводили взгляд или вдруг меняли тему. Я не обижался. Хорошо, когда у людей есть секреты, которые приносят им счастье. Но когда папа умер, мама стала несчастной, и эти тайны перестали искриться, а если все дело в этом, то уже нет смысла держать их в секрете, правда? Само собой, есть вещи, которые ребенку не следует знать о своих родителях, но что-то ведь можно и рассказать.
А, стоп, мне вот сейчас пришло в голову: может, ты просто ничего не знаешь про их секреты? Я-то думал, что книги знают все, но может, ты глупая книга или ленивая, из тех, что начинаются с середины, потому что не знают, с чего начать рассказ, а разбираться им лень. Я угадал? Ты тоже такая? Ну, если так, то может, тебе лучше пойти поискать какого-нибудь другого ребенка и рассказать о нем. Какого-нибудь милого нормального ребенка с широким кругом общения, который не умеет слышать или не хочет слушать. Таких детей полно, так что, пожалуйста, не стесняйся. Выбор за тобой.
Понимаешь, у меня-то выбора нет. Если ты – книга про меня, приходится быть внимательным. Либо так, либо снова спятить, а моя работа сейчас заключается в том, чтобы этого не допустить. Поэтому все, что я предлагаю – чтобы ты делала свою работу, а я буду делать свою. Начни сначала. Расскажи читателям, как мои родители познакомились. Начни с самого начала.
Книга
Истории никогда не рассказывают с самого начала, Бенни. В этом отношении они отличаются от жизни. Жизнь проживают с рождения до смерти, с начала до непознаваемого будущего. А истории рассказывают, как говорится, задним числом. История – это жизнь, прожитая задом наперед.
Познакомились они осенью 2000 года в джаз-клубе. Аннабель в то время училась на библиотекаря и встречалась с саксофонистом, который считал, что библиотекарши – «секси»; во всяком случае, так он ей говорил, ну, а у нее была слабость к музыкантам. Звали его Джо: высокий, худой, с каким-то волчьим выражением лица, запавшими глазами и широкой ухмылкой, медленно проходившей по его лицу, как трещина. Поначалу эта ухмылка казалась Аннабель иронической. Потом сардонической. Потом жестокой.
Джаз-клуб представлял собой забегаловку на окраине Чайна-тауна, музыканты собирались там на свои джемы. Небольшая самодеятельная джаз-группа, которой руководил Джо, часто там играла, и однажды он решил «для прикола» заставить Аннабель спеть. У нее был интересный голос, странный и немножко неземной, и петь она любила, но никогда раньше не выступала на сцене, и Джо знал, что одна мысль об этом приводит ее в ужас. Он дождался субботы, когда в заведении
