прочим, одной иконой пожертвовать – ещё бы знать её истинную ценность… Проехали. Марсель знакомится с Чуковской, и они едут на одном из такси в «Прагу», а Пётр, чуть отстав, едет немного дальше по Калининскому проспекту, и уже пешком возвращается и заходит в ресторан. Ух и намудрил. Пётр пошёл на кухню и поставил чайник. Это дело надо ещё раз обмозговать.
Событие одиннадцатое
Месье Марсель Бик был похож на Д’Артаньяна Боярского как лошадь Пржевальского на самого Пржевальского. Знать бы ещё, как тот выглядел – но ведь точно не как лошадь. Ни грамма барон Бик на француза не походил. И если уж сравнивать с киноактёрами, то лучше всего подойдёт Брюс Уиллис в первом «Крепком Орешке». Почти лыс и брутален – только чёрен и слегка носат. И даже шляпы не было, кепка плебейская. А ведь шляпы в это время носили все. На вешалке у Петра дома тоже висела. Померил как-то. Ужас. Нет! Мы заменим это тоже на кепку. А может, вообще, кожаную восьмиклинку сбацать с высокой тульёй? Все бросятся подражать, и двинем моду вперёд. А ещё неплохо бы наладить производство, и потом засветить эти кепки на Буйнове и Михалкове в клипах. И вот он – массовый спрос, а у нас уже есть предложение. Может, бросить секретарствовать и податься в подпольные цеховики? Посадят. А вот предложить барону? Ему пойдёт. Всё это промелькнуло в голове у Штелле, когда он пригубил первую рюмочку коньяка и откинулся на стуле в отдельном кабинете ресторана «Прага», разглядывая буржуя.
Люша не понадобилась. Нет, для солидности – конечно, а вот как переводчик – нет. Переводчик у месье барона был свой. Была своя – молодая, красивая, высокая, улыбчивая. Чуть зубы подгуляли – редкие. Говорят – признак жадности. Некрасивая улыбка. Надо в конце разговора посоветовать девушке пореже улыбаться, а ещё подучить русский. Смешно ставила ударения, и этот фханцузский акцент. Слушаешь и Ленина представляешь. Сам Марсель тоже не Поль Робсон. Видишь перед собой Брюса Уиллиса, а голос как у мышки – попискивает. Что ещё про француза сказать можно? А вот – пальто. Вот ведь гадство – оно тоже коричневое, а смотрится совсем по-другому. Выходит, дело не в цвете – дело в дизайнере и швее. Ещё, наверное, в качестве машинок – ну, там, чтобы строчки ровные и не морщило. Что ж, будем иметь в виду, и машинки правильные закажем.
Сейчас месье играл кубиком. Пётр достал его, покрутил, смешивая грани и передал бизнесмену. Тот крутанул раз, другой, и увлёкся – но не математик. Тогда Штелле достал формулы на тетрадных листках и собрал по ним. Снова смешал и вручил Марселю. Тот покивал головой и потянулся за бутылкой с коньяком, а не к лежащим рядом с Петром листкам.
– Что вы хотите за эту игрушку? – Бик чуть сморщился. Ну, да, не «Реми».
Пётр хотел многого. Вопрос был в честности акулы бизнеса. Ну, сейчас скорее акулёнка.
– Пятьдесят процентов прибыли. До этого нужно запатентовать сам кубик и места соединения. Отдельно.
– Вы ведь в России. Как это будет выглядеть? – Бик натянуто улыбнулся, а переводчица попыталась улыбку повторить. Получилось плохо – зубы редкие, губы тонкие. Может она и не красавица вовсе, и всё это макияж да антураж.
А вот
