к себе. Рядом стоял мрачный Вини и угрюмо смотрит то на меня, то на Ламу.
– Понравилось? – внезапно спросил он у меня.
– Ну да… -вырвалось у меня, хотя я не понимал, что имеет в виду Вини. Неужели…
– Концерт был великолепный! – защебетала Лама. – Как жалко, что Анн не сыграл «Шуточку» Баха! А начало 40-ой симфонии Моцарта! Аллегро мольто! Как жаль, что не исполняли!
– Друзья! – дядя залез на трибуну и обращался к остальным. – Приглашаю всех желающих к себе на вечеринку! Жареных баклажанов, маслин и лепешек хватит на всех! А для особых гурманов, – дядя сделал паузу, – устрицы с асиртико!
Человек тридцать закричали от восторга.
«Летим! Летим! Куда лететь?» – послышались голоса.
– Устрицы! Устрицы! – мечтательно зашептала Лама, и сжала мою ладонь.– Хочу устрицы!
– Как погулял, сынок? – я обернулся.
Рядом со мной стоял отец. В белой рубашке, черных штанах-брюках, и в лакированных ботинках. Копия почти преддопотопной одежды простого грека.
– Мне очень жаль, Гаврилос, – сказал Вини каким-то нарочито ласковым голосом, – что ты не видел прекрасный обнаженный танец, в котором твой сын принял участие. Передай Ахате, что это был просто Матисс какой-то!
– Что? – отец недоумевающе и испуганно смотрел на нас с Ламой, держащихся за руки. Мне стало очень неудобно. Мне захотелось в данную минуту быть не здесь, а где-нибудь в другом месте.
– Мы танцевали сиртаки обнажёнными! – радостно защебетала Лама. – А другие люди раздевались и присоединялись к нам! Какое это счастье!
«Только бы она еще чего другого не рассказала!» – я не мог поднять на отца глаз, настолько неудобно мне было.
Появился удивлённый дядя. Появление отца стало для него сюрпризом. Причём, судя по виду, сюрпризом не радостным.
– Ужин давно остыл, – мрачно сказал отец, – но мама сказала, что подогреет.
Со мной стали прощаться. Лама, не стесняясь отца, обняла меня, и сказала, что я очень хороший мальчик, и вечеринка без меня будет с «оттенками печали». Нак сказал, что жалеет, что мы не до конца познакомились.
Взлетели мы не сразу.
– Ты где-нибудь видел, Александрос, чтобы Хранители ходили голые, а тем более танцевали? – спросил отец.
Некоторое время я стыдливо молчал.
– Дядя Леонидас ходит! -вдруг вспомнил я, -и Юзи иногда…
– Ох уж это дорийское бесстыдство… Кстати, Леонидас меня спрашивал, не посоветую ли я кого для Юзи. Ты ведь к ним не заглядываешь.
Отец поднял нашу старушку «Гестию» в воздух.
Проснулся я поздно. Одел «летучую мышь», и полетел к тому человеку, о котором до утра думал. Не долетев до Спарты, я приземлился. Я люблю ходить пешком. Многие совершенно не могут обойтись без геликоптера.
