коня, запрыгивает сам между крыльев, лупит целькона в бока, принуждая сорваться в полёт. И вместо того, чтоб спешить к побратиму, направляет Дэйва к Мельтским горам.
– Всё рассчитано, маг Камней? – холодно уточнил Даритель. – Спас товарищей, а сам подставился? Но ведь главный приз у меня! Найдёшь ли аквамарин в мешочке? Хватит ли Сил вскрыть ещё один?
Эрей молчал, дожидался ответа.
– Тебе интересно, зачем? Ради любви, убийца! Разве ты сможешь понять? Любить иногда – всё равно что дышать! А если тебя лишают воздуха, на что решишься, чтоб снова вздохнуть?
– Так кого же ты любишь? – выгнул бровь Эрей, не делая попытки спастись.
Он казался спокойным, покорным, и Даритель увлёкся обличительной речью. Маг был готов, в самом деле готов услышать имя Милины, страшное в безысходности. Но Даритель рыкнул сквозь зубы:
– Сестру!
И Эрей расхохотался в ответ.
Демоны скоры, но маги быстрее. А Эрей был стремительней любого мага.
Даритель ещё хмурился на дерзкий смех, а ритуальный нож, вспоров руку мага, коснулся правой щеки предателя. Пальцы Эрея хранили частицы аквамариновой пыли, заклятье связало Гонта, заставило окоченеть. Ох ты ж, болото стоячее!
Ладонь мага легла на влажную рану, смешивая воду и чёрную кровь с примесью злого проклятья, убивавшего Императрицу.
– Хэнт то даэрэ, хэнт иллио! Хэнт карап лэгро! Кнез ма, тен окросс туа дэан, тен окросс фетэн колло! Вайли о сейто! Тейго о порри но! – нараспев произнёс он заклятье, от которого побелел Даритель. – Именем Тьмы, именем Света, именем Бога Единого! Княже, дозволь обратить заклятье, вернуть его злобу сказавшему слово! Да сбудется по речённому! Да обернётся зло против него!
Дар Гонт закричал, забился, рванулся от холодной руки, от горького яда порчи, втекавшего в рваную рану. Щека его онемела, а Эрей делился проклятой кровью, завещая судьбу Императрицы.
Сверху донёсся металлический клёкот, маг даже не дёрнулся, не обернулся, он понял, что на помощь Дарителю примчался недобитый грифон. Свистнули хищные стрелы, и снова маг не стал отвлекаться, вливая чужую судьбу в жилы сказавшего слово смерти. Он и так знал: Тверк Тополь добрался до берега, не расставшись ни с луком, ни с мешком у пояса, полным серебряной смерти.
Инквизитор заметался, не зная, как быть. Он должен был догонять целькона, преследуя светлого мага, а вместо этого ввязался в бой, подставился под стрелы Тверка. Стрелял древоид, что песню пел, звонко, красиво выводил мелодию. Одна из стрел зацепила грифона, особая, с алым пером. Праобор вздрогнул, посмотрел на руку. Заклекотал от ярости.
Не нашлось у Тверка яда глиссарха, но уж в травяной отраве кое-что смыслил хитроумный мразь. И с памятной стычки в полях Альтавины всегда носил в колчане десяток сюрпризов, как он их называл, перемазанных ядовитым соком.
Инквизитор увернулся от новой стрелы, из последних сил поспешил к Дарителю. Споткнулся, упал на камни.
«Спасибо,
