остался стоять, и я начал рассказывать ему о беседе маркизы и доктора, как я уже говорил вам, и по мере того, как я продолжал, я видел, как его лицо окаменело, зубы сжались, и мертвенная бледность распространилась по всем его чертам. Иногда он ходил взад и вперед во время моего повествования, иногда делал паузу – но его действия были механическими. Я продолжал рассказывать ему о беседе между мадам и аббатом, каждую минуту ожидая нового всплеска страсти, но ничего не произошло. Вместо этого было холодное и жесткое выражение лица, показывающее какую-то неизменную решимость. Немного подумав, он заговорил.
– Филипп, – спокойно сказал он, – ты оказал мне большую услугу, я не забуду этого. Есть еще одна услуга, которую ты должен мне оказать – последняя. Ты любишь Лизетт. Вы помолвлены, чтобы пожениться. Ты долгое время был у меня на службе. Сегодня вечером эта служба заканчивается. Вам обоим я должен вам около восьми тысяч франков. Я заплачу пятьдесят тысяч при условии, что ты сегодня же отправишься в Америку.
– Но, месье, – начал я, совершенно ошеломленный, – подумайте о времени, к тому же мы не женаты.
Маркиз достал часы и позвонил в колокольчик.
– Уже девять часов.
Затем обратился к слуге, который ответил на вызов:
– Возьмите экипаж и немедленно доставьте сюда месье Лавуазье, нотариуса. Поторопитесь.
Слуга поклонился и удалился.
– Идите, – продолжал маркиз, – и передайте мои наилучшие пожелания мадам маркизе, и скажите, что я хотел бы на несколько минут увидеть Лизетту, если она сможет ее отпустить. Я полагаю, вы принимаете мои условия? Сегодня вечером могут произойти события такого характера, что потребуется ваш арест и задержание в качестве свидетелей. В ваших и моих интересах вам следует покинуть Францию. Ты должен знать об этом.
Я был совершенно сбит с толку. Все мои жизненные планы разлетелись по ветру в одно мгновение! Теперь нет пути назад в Беарн! Превосходящая воля маркиза овладела мной. Если бы я задумался, я бы, возможно, заколебался. Какой она была – Америка? Я много слышал об этой стране. И пятьдесят тысяч франков! Это было состояние, о котором я никогда не мечтал.
Я отправился в апартаменты мадам маркизы и через одного из слуг в прихожей передал послание маркиза. Лизетт вышла.
– Лизетта, – прошептал я, – немедленно пойдем со мной в покои маркиза. Сегодня вечером мы поженимся и уедем в Америку с пятьюдесятью тысячами франков.
Лизетт посмотрела на меня так же, как тогда, когда я заставил ее поменять ленты на платьях, как будто она подозревала, в здравом ли я уме. Она сделала движение, чтобы убежать обратно в покои мадам, но я был слишком быстр. Я схватил ее за запястье и, ведя в апартаменты маркиза, попытался втолковать ей, что от нее требуется. Внезапность и странность последних событий были слишком сильны для нее, и она машинально повиновалась. Я сказал ей оставаться в прихожей, пока я не выйду. Маркиз сидел за столом и писал. Он стал спокоен – сверхъестественно спокоен; от
