густеет. Зина дышит- словно через соломинку, а взгляд тем временем соскальзывает вправо.
Фотография-старая, пожелтевшая, к тому же к ней добавлено сепии. Групповой снимок. В центре – женщина в гробу. Гроб стоит у разверстой могилы на белой поверхности. Снег? Покойница в тёмном платке. Густые ресницы оттеняют восковые щёки. Рядом мужчины в валенках и полушубках. Это СССР. Тогда было заведено делать похоронные снимки. Высокие монохромность и чёткость будто отпечатываются на сетчатке смотрящего.
…Взгляд метнулся выше.
Снова групповой снимок. На этот раз дедушка. Заострившийся нос, провалившиеся глазницы. Гроб поставили на обеденный стол. (Как после этого будет функционировать процесс пищеварения?) Вокруг- домочадцы. Старуха в траурном платке. Рядом паренёк- почему-то в одной майке-алкоголичке. Девочка с косичками. Божечки! Это мама! Получается, покойник- дедушка.
Зина с трудом заставляет себя шевельнуть диафрагмой.
Убраться отсюда как можно быстрее! Исчезнуть из этого мира теней.
И тут в барабанные перепонки ударяет звук.
Шаги!
Незваная гостья устремляется внутрь помещения и вжимается в угол. Затылок что-то щекочет. Паутина?
…Умц!-смыкаются дужки замка. Это явился забывчивый хозяин.
Зина остаётся одна. Вернее, в компании с мертвецами.
Ноги её становятся желейными, а перед глазами встаёт картинка из журнала «Сторожевая башня», которую свидетели Иеговы Иномазовы доставляли Сыропятовым до той поры, пока организацию не запретили. На той благостной картинке- люди встречают на кладбище воскресших родственников. Зина удивлялась тогда цветущему виду бывших мертвецов. А живое её воображение рисовало другое – упрятанные глубоко в земле домовины. И вот обитель тех, кто нем и недвижим, сотрясается от звука ангельских труб. Крышки и боковины гробов начинают ответно вибрировать.
Далее включалась защитная реакция психики и ставила предел воображению. Но оно прорывалось. Во сне. И тогда Зина слышала, как миллионы рук барабанят в крышки.
Пленница делает усилие и отрывает кудрявый затылок от стены. Дневной свет струится через зазоры в дощатой двери. Звяканье собачьей цепи, птичье треньканье, жужжание пчелы. А это что? Как будто ворох палых листьев взметнулся. Нет, опять шаги. Зинина голова снова вжимается в стену.
…Умц! А следом мужицкий голос:
– Выходи!– Зина, скованная страхом, медлит. – Знаю, ты здесь!
Она отлепляется от стены и шагает в поток струящегося в проём света.
Грозная фигура отступает, давая дорогу.
С бёдер свисают видавшие вида штаны.
В эту секунду оживает мобильник.
– Ты где?-спрашивает он голосом матушки.
– На Горбатом,– севший голос с трудом вырывается из гортани.
– Дело есть.
– Буду!-бросает дочь.
Мужик, засунув палец под ремень, пытается подтянуть штаны, которые брюшко вытеснило с законного места.
Женщина
