style="font-size:15px;"> – Сейчас Юля подъедет. Проследить.
– Юля…
– Оставь ее, Алиса. Пойдем, – сказал он и вывел жену из гримерки. Он единственный, кто знал и понимал, что сейчас творилось с Юлей. Знал, исправить ничего не мог, но помогал и поддерживал, как умел…
Юля пулей выскочила на парковку, трясущимися руками открыла машину, завела мотор и умчалась туда, где сможет, нет, не исцелить, а на время унять пылающую жгучим огнем рану. Принять на время обезболивающую дозу для воспалившегося душевного увечья. Будучи погруженной в собственные мысли и переживания Юля не заметила, как эскорт из нескольких дорогих автомобилей тут же последовал за ней…
Юля доехала до скромного заведения, закрытого типа, принадлежащего Баринову. Зашла внутрь и кивнула официанту. Ее здесь уже ждали. Не в первый раз Юля приходила сюда “лечить” свою жалкую душонку. Она села за столик и через минуту перед ней поставили в ряд одиннадцать рюмок текилы, блюдце с нарезанным лаймом и солонку. Две рюмки Юля отодвинула от себя в сторону несуществующих собеседников за столом. Девять рюмок Юля выстроила в ряд перед собой. Она прекрасно осознавала причину своего глупого истеричного срыва…
Дата. Двадцать четвертое сентября. Ее персональная роковая дата. Случаются такие “знаменательные” дни, которые вгрызаются в память навечно. Их нельзя забыть, нельзя стереть, нельзя вытравить. Дни, которые будешь помнить всю жизнь. И страдать, завывая от тоски и горя.
Двадцать четвертого сентября в возрасте шести лет Юля потеряла отца. Единственного мужчину в ее нелепой жизни, который ее по-настоящему любил. Юля его уже плохо помнит. Размытые очертания его лица проносятся перед глазами, длинные развивающиеся кудри, смешные черные усы, которые маленькой шкоде Юльке нравилось дергать и тянуть в стороны под его рокочущий смех, его глубокий басистый голос, который был слышен по всей округе, даже если он говорил шепотом. Его запах… он пах благородной крепкой древесиной и расцветающей зеленью, ярким солнцем и благодатным теплом… папа всегда пах счастливой весной… Она помнит, как он подбрасывал Юлю высоко вверх, и она раскидывала руки, представляя себя птицей, парящей в облаках. А папа ее всегда ловил в свои теплые, сильные объятия, которые обещали, что никогда ничего дурного не случится с его малышкой… Слезы стекали по ее лицу, безжизненно падая вниз, а Юля залпом осушила первую рюмку. Затем вторую.
Через полгода после его смерти, мама повторно вышла замуж, сожгла все его фотографии и больше никогда о нем не говорила. Первое время отчим был к Юле равнодушен. Особой любви и заботы он не проявлял, но и не обижал. Но в год, когда у Юли пошли месячные, дядя Федя стал исключительно внимательным к молоденькой девушке. Потеряв работу и начав спиваться, «бравый» Федор в пьяном угаре совместно с собутыльниками первый раз показали четырнадцатилетней Юленьке, на что способны «настоящие мужики». Когда мать пришла с ночной смены, Юля по юной добродушной наивности рассказала, что сотворил ее “хороший, главное не бьет” муж, за что и получила
