времени? – Хром поморщился от собственного противно резонирующего в носу голоса. По ощущениям, левый глаз тоже начал отекать.
– Время срать, а мы не ели, – саркастично процедил водила. Кажется, тощий называл его Бабаем.
– Про еду ты это в точку. И мне б чего-нибудь холодного к носу приложить.
– Слышь, – завелся тот сразу, на что Хром и рассчитывал. Видно, пацан из себя выходил так же быстро, как их главный, поэтому слова стоило выбирать аккуратно, но все-таки и ему обозначить, что у Хрома есть яйца и погоняло не просто так из воздуха взялось. А уж у этого Бабая – тем более. Пуганый и пугала боится – бабка такое любила повторять. Бабай, как и ожидалось, выпрямился, сложил руки на груди, блеснув зажатым в кулаке шокером, и продолжил свой допрос. – Ты чё за Белоснежка такая особенная?
– А чё, Шиза про меня тебе не доложил? Сказал только ведро принести?
Бабай глянул на железное ведро, оставленное в углу, и аж будто еще больше от злости распух. Хром мог бы сейчас посмеяться, если бы на смех оставались еще силы. Но теперь к подкосившей его уже словно в прошлой жизни простуде добавились ушибы, растяжения и отеки, и свои последние он хотел применить с умом. Драться в таком состоянии, пусть и с мелким шкетом вроде тех, кто обычно подрезает кошельки на рынке, было опрометчиво. Оставался вариант словесный.
– Будешь выеживаться – обратно унесу, – пригрозил Бабай.
– Ну унеси. Что там у вас, «Йокогама» в чехлах, спорт-версия? Понты-ы, – протянул Хром, зевая, и тот усмехнулся.
– И чё, зубами покусаешь, что ли? Мы здесь инструмент не храним.
– Да вот думаю, в какой из них мне парашу устроить.
В голове Бабая, судя по всему, запустился какой-то мыслительный процесс, обработавший намек всего-то секунд за пять.
– Ладно, ведро остается. А вот на жрачку заработаешь.
– Я говорить буду только с твоим командиром, Бабайка. А тебе советую уважить гостя льдом, ботинками и хавлом. А будешь много вопросов задавать, заикание заработаешь. – Хром говорил медленно, как с маленьким ребенком, растягивая гласные в словах. – Вот забавно, что ваш старшой заикается. А в шкафу-то запирали тебя. А тебе тогда, получается, энурез достался, бедняжка ты наш.
– Да пошел ты, сука!
Красный от злости, Бабай дернул рукой, и Хрома шибануло разрядом. Из-за ссадин это ощущалось в сто раз сильнее, чем когда прилетало от буйных на выездах в смене. И там он был в обмундировании и целый. А теперь, конечно, парализовало мгновенно, особенно от удара прямо в грудину. Да так, что время будто растянулось, и сколько точно он так провалялся, хватая ртом воздух, было непонятно. В голове еще долго мелькали «мультики» про маленького смуглого мальчика, закрытого в большом и страшном шкафу. Когда Хром очнулся, пацана уже не было, но зато рядом с ведром стояли хипстерские коричневые валенки, бутылка воды и кастрюля с подстывшим куриным супом. На ее крышке, замотанная в пакет, лежала буханка.
