и протянул пачку председателю. – На всякий случай в Москве на вокзале купил несколько пачек, когда возвращался.
Григорий повертел пачку «Герцеговина Флор» в руках. Разные папиросы ему доводилось курить в своей жизни, но такие еще не доводилось.
– Диковинные какие, – отметил он. – Спасибо, Анатолий.
Конюхов аккуратно подцепил ногтем за край упаковки и приоткрыл пачку. Вытащил папиросу, аккуратно прикрыл отверстие и сунул пачку во внутренний карман пиджака. Затем долго нюхал хрустящую папиросу, пока не прикурил.
– Ну, так что Григорий Пантелеевич?
Конюхов выпустил струйку дыма.
– Я не часто курю. В следующем году седьмой десяток разменяю. Фельдшерица говорит, вредно курить, – словно разминаясь перед долгим рассказом, рассуждал он. – Хороший табак.
– Григорий Пантелеевич! – не выдержал Толька.
– А Васька Оманов еще месяц назад освободился, глядя куда-то вдаль, продолжил Конюхов. – К матери в город уехал, в Архангельск. Катерина со своим мужиком года три назад туда с Шольского перебрались. Гаврила-то ее из переселенцев, но видать смышленый. От слова мышь, наверное. Вроде в горкоме сейчас водителем. Ты об этом помалкивай. Никто не знает, что он освободился. А то Митька все еще там, а Васька на свободе. Народ у нас… Вообщем, не нужно про Ваську кому-либо говорить. Я-то от старых товарищей информацию имею.
Толька кивнул и приготовился слушать дальше.
Кровать противно скрипнула, когда Митька попытался перелезть через Нюрку. Ох, уж эти доски, на которых лежал матрац. Сколько он не перекладывал их, все одно спустя какое-то время начинают скрипеть. Кто-то ему сказал, что из сухой ольхи хорошая постель получается. Но до экспериментов у него все руки как-то не доходили. Он обычно ложился с края кровати и ночью к детям сам вставал, чтобы жену не беспокоить. Или по нужде сходить, или воды попить тоже много проще: ноги свесил и никаких проблем.
Вчера после ужина Митька прилег «на пять минут» и лишь под утро проснулся. Видать во сне к стенке перевернулся, а Нюрка беспокоить не стала и легла с краю. С рождением сына годовалую Таню стали укладывать в маленькую огороженную кроватку, а в подвешенной рядом с родительским ложем зыбке теперь спал Колька. Мальчуган был спокойным и особых хлопот ночью не доставлял.
– Ты куда такую рань? – услышал он голос жены, когда попытался перекинуть через нее ногу.
– Спи, – прошептал Митька. – Я сегодня пораньше уйду. – День ответственный. Дел много с утра.
Он чмокнул жену в щеку и уже не церемонясь, слез с кровати.
– Тихо, ноги мне переломаешь, медведь! И ребятишек не разбуди. Колька животом мается. Спал сегодня плохо. И Анфиса температурит чего-то. Ночью хныкала, – еле слышно проговорила Нюрка. – Я печь сама затоплю. Тоже скоро вставать буду. За заборкой42 на столе сверток лежит. Возьми его
Перегородка из досок, отделяющая помещение, где устроена печь от основной комнаты (местное)
