не всегда удавалось понимать смысл поступков Отца. Что иногда божественное создание сомневалось. Что иногда ей хотелось сбежать. И дело не в боли, хотя вечное тело было вполне себе человеческим и испытывало весь спектр ощущений, присущих человеку. Ки точно так же, как и любой человек, нуждалась в воздухе, воде и пище. Но она свыклась с ограничениями в еде, ведь так она не взрослела, а значит, могла прожить дольше и дольше служить роду Доброго человека. Правда, очень редко, но ей всё же хотелось, чтобы Отец выражался яснее, когда благословлял своими дарами. Если бы только Он уточнил, что Кирин должен служить только Доброму человеку… Но нет. И плен длился вечно, ведь сыны Доброго человека ненасытны, а Ки должна подчиняться. Если говорят не есть, она не будет есть. Говорят не дышать…
Но этот был странным. Новый хозяин носил в себе странные желания, ставившие в тупик Ки. Никогда раньше никто из прежних хозяев не видел Кирина – только то, что он мог дать. Их интересовало богатство, власть и защита, которую мог подарить Кирин своему обладателю. А этот смотрел так, что вечное сердце золотого Кирина замирало, а ладошки начинали потеть. Ки казалось, чёрные глаза человека видят её насквозь, все сомнения, метания, все безответные монологи, обращённые к Отцу, и всю боль, которую способно вместить только вечное тело. И это раздражало обычно невозмутимое существо. Девушка не знала, как реагировать на то, что её вдруг заметили. А ещё в ней вдруг подняла голову обида на весь род, веками держащий её в плену. Словно то, что мужчина с чёрными глазами вдруг возжелал обладать ещё и телом божественного создания, стало последней каплей в терпении Кирина. Они тратили её жизнь, они мучили её голодом, они ограничили её мир до размеров одной комнаты… А теперь пришёл он и захотел овладеть её телом, про себя называя всё это помешательством и любовью, прямо как в дешёвых романах, которые читала Ки… Но это не роман. Скорее триллер с элементами ужаса…
Джон Хёк, всё это время стоявший между застывшей покрасневшей Ки и открытой нараспашку дверью, шумно выдохнул. В руках он держал поднос с тарелкой всё ещё парящего супа, сложенным в плетёную корзинку хлебом, прикрытым зелёным полотенцем, и чашкой кофе, в котором плавали белые зефиринки в количестве пяти штук. Джон прищурился, затем прикрыл один глаз, потом второй. Оба закрыть не было возможности, так как парень всё же осознавал, что именно он сейчас является той преградой, которая удерживает существо от побега. Но манипуляции с глазами не принесли ожидаемых результатов. Ки, стоящая напротив, так и осталась парнем. Мозг Джона отказывался срабатывать, выдавая ошибку на череду запросов о том, всегда ли Ки была парнем? Определённо не была, так как глава охраны совершенно точно помнил упругую остроконечную грудь, очерченную тонкой тканью. А теперь… её не было, ну, груди…
– Невозможно, – выдохнул Джон и, кажется, начал бледнеть. По должности это ему, конечно, не положено было, но тем не менее.
Ки наконец заметила, что не одна в комнате, и, поджав
