разминаю затёкшую шею. Ниа и Лирик знают, что после смерти моей мамы с деньгами проблемы. Но я не особо об этом рассказываю. Я осматриваюсь, не видят ли соседи. Незачем им знать о наших трудностях.
– Что ты собираешься делать? Могу помочь, – произносит Лирик.
– Какие предложения? – спрашивает Ниа.
– Можем обстрелять фургон бомбочками с водой. У меня есть надёжная рогатка.
– Отлично, – отвечаю я поспешно. – Я сам справлюсь.
Сейчас-то справлюсь, но она придёт в другой раз. А я устал. Я хочу домой. Сегодня я уже много бегал и прятался.
Я думаю рассказать о своём решении психотерапевту. Она будет довольна, что я предпочёл идти навстречу трудностям, а не избегать их. Это явный прогресс.
Лирик и Ниа переглядываются. Подруга подталкивает меня плечом.
– Ну… позвони потом, если захочешь поговорить.
Я киваю. Не буду я звонить. Ниа начинает что-то говорить, но замолкает. Она знает, когда не надо вмешиваться, и за это я её ценю.
Ниа поворачивается к Лирику:
– У нас на обед спагетти. Много. Если хочешь, пойдём. Или тебе домой надо?
– Ну-у, – он раскачивается на пятках, – мама сегодня вечером занята. Я могу заняться подливкой.
Мама Лирика работает допоздна. Когда она вообще работает. Когда мамы нет дома, семейство Ниа следит, чтобы ему было где поесть и поспать.
– Мне надо быть дома до темноты, – добавляет он.
– Ты знаешь, что есть больше шестисот видов пасты? – спрашивает Ниа.
Лирик поворачивается ко мне, подняв брови. Я пожимаю плечами. Пусть сам выкручивается.
– Не знал. Перечисли все, пожалуйста.
Они уходят. Лирик оглядывается.
– Завтра в торговом центре, помнишь?
Я совсем забыл. Больше всего мне хочется спрятаться в доме, но Лирик давно просил пойти с ним посмотреть инструменты.
– Ага, ладно.
– Отлично. И про Зака поговорим, – кричит он.
Они пересекают заросшую лужайку и скрываются за высокими дубами, растущими вдоль улицы.
С неба капает, но я стою на тротуаре, пока моя промокшая рубашка не прилипает к телу. Бросив последний взгляд на притихший дом Зака, я заставляю себя идти. Мимо снова проезжает полицейская машина. Надо было патрулировать, когда Зак пропал, а не теперь, думаю я сердито.
Останавливаюсь у покосившегося почтового ящика. Если бы был конкурс на самый запущенный дом в квартале, мой бы стал победителем. Грязно-белый, чёрные ставни болтаются. После смерти мамы мы с сестрой наплевали на всё. Маме бы это не понравилось, но без неё дом не дом.
Та самая женщина из фургона замирает, увидев меня на дорожке. Глубоко вздохнув, я подхожу. Она отбрасывает длинную светлую косу за плечо и спускается по ступенькам. Лицо у неё от жары красное, такого же цвета, как рубашка, заправленная в тёмные джинсы. Одета она небрежно, но вид у неё деловой. Под мышкой папка и большое пятно от пота.
– Ты
