приспособление к новым жизненным обстоятельствам давалось ему непросто. К тому же после революции его официальный статус был не вполне понятен. В апреле 1924 г. Шмурло узнал об исключении из нового штатного расписания Академии наук должности ученого корреспондента в Риме[42]. В ту пору «железный занавес» еще не окончательно опустился, и поэтому сохранялась возможность общения между Россией советской и Россией зарубежной. Академия наук на протяжении нескольких лет пыталась возобновить официальные контакты с Е. Ф. Шмурло. Этому во многом способствовал С. Ф. Платонов, продолжавший переписываться с ним. Сергей Федорович предлагал своему коллеге возобновить работу ученого корреспондента в официальном статусе, обратившись к представителям СССР в Риме и ознакомив их с положением дел. Шмурло, однако, с этим не согласился и настаивал, чтобы Академия делегировала ему полномочия для переговоров с советскими представителями в Италии: «…я, конечно, сочту долгом исполнить это предписание, но являться в посольство по собственной инициативе мне, в моем положении, когда даже от самой Академии я до сих пор не могу добиться ответа: что я для нее: уч[еный] корр[еспонден]т, продолжающий нести свои обязанности или только “бывший”? – в таком положении, говорю я, являться в посольство мне не приходится»[43]. Тогда инициативу взял в свои руки сам С. Ф. Платонов: 30 сентября 1925 г. он попросил советские власти разрешить Академии наук восстановить официальные контакты с ученым корреспондентом Е. Ф. Шмурло. Однако 31 декабря того же года Сергей Федорович получил отказ за подписью заместителя народного комиссара иностранных дел М. М. Литвинова, подчеркнувшего, что, вследствие занятой Шмурло позиции в отношении советской власти, «НКИД не находит возможным вступать с ним в непосредственные деловые сношения»[44]. Окончательный разрыв с Родиной стал для Евгения Францевича неизбежным.
В то же время чехословацкое правительство предложило ученому переехать в Прагу, ставшую тогда местом притяжения интеллектуальных сил эмиграции. «Русская акция», специальная программа помощи эмигрантам, инициированная президентом Т. Масариком, дала возможность продолжить научную работу десяткам ученых. Итальянские исследователи С. Гардзонио и Б. Сульпассо в качестве веского мотива для отъезда Е. Ф. Шмурло называют также приход к власти фашистов во главе с Б. Муссолини[45].
К моменту переезда Евгения Францевича в чехословацкую столицу в ней уже сложилась развитая сеть русских учебных и научных учреждений. В Праге жило и работало немало русских историков – А. А. Кизеветтер, П. Б. Струве, Г. В. Вернадский, В. А. Мякотин, И. И. Лаппо, А. В. Флоровский – некоторых из которых Е. Ф. Шмурло знал еще до революции. Он был тепло принят чехословацкими властями. При поддержке Славянского института в Праге и чешских историков К. Крофты и Я. Бидло ученый издал несколько книг, включая «Курс русской истории», ставший результатом его многолетней научной и преподавательской работы[46].
В
Отдел рукописей Российской национальной библиотеки (далее – ОР РНБ). Ф. 585. Оп. 1. Д. 4662. Л. 29.
Там же. Л. 29 об. – 30.
Там же. Д. 3410. Л. 1.
