обросших и измученных. С наступлением ночи, взяв личные вещи, мы отправились в путь.
Несмотря на темноту и тревожную опасную обстановку, нашим руководителям удалось обеспечить организованное движение колонны.
Впереди шли проводник и разведка, связь между сотнями осуществляли специально выделенные люди. Руководители сотен строго следили за тем, чтобы не отстать от впереди шедшей сотни. Шли быстро, без остановок, подгоняемые приближавшейся артиллерийской канонадой. Путь лежал через леса, болота и кустарники. Без дороги идти было очень трудно. В темноте идущие часто спотыкались о пни и кочки. В первую же ночь у меня на подошвах и пятках появились кровавые потертости, я стала хромать.
С рассветом мы расположились в лесу на дневной привал. Руководитель сотни объявил, что питания не будет. Стало ясно, что хозяйственники, панически бежав в Ленинград, бросили строителей на произвол судьбы. Прежде чем сняться с места, они должны были обеспечить нас сухим пайком. Сотенный сообщил нам, что недалеко от нашей стоянки находится деревня и картофельное поле. Он разрешил женщинам по двое отправиться туда, чтобы обеспечить себя пропитанием, что они не замедлили сделать. Я со своими разбитыми до крови ногами не могла даже сдвинуться с места. Через некоторое время женщины вернулись, принеся с собой что-то поесть. Но они сделали вид, что меня не существует, и не захотели поделиться принесенной едой. Просить же у них хотя бы несколько картофелин у меня не хватило смелости. В течение всего дня я оставалась без еды.
С наступлением темноты колонна строителей Дзержинского района, а в ее составе и наша сотня, вновь тронулась в путь. Идти мне было очень тяжело. Каждый шаг давался с трудом и болью. И я до сих пор не могу понять, откуда я, не евшая вторые сутки, находила силы, чтобы не отстать от сотня. Благоприятствовала нам лишь погода. За трое суток перехода не было ни дождей, ни холода.
Колонна шла всю ночь. Часть пути мы проделали по просеке, недавно прорубленной солдатами в лесу. Наконец, мы вышли на берег широкой многоводной реки. Переправились на пароме, когда уже рассветало. К нашему счастью, передвижение огромной массы людей не была замечено вражеской авиацией и все обошлось благополучно.
Как только переправилась последняя сотня, колонна вновь тронулась в путь, не считаясь с тем, что взошло солнце и стало совсем светло. Нас было хорошо видно с воздуха. Все шли из последних сил. Я двигалась как бы в полусознательном состоянии. Помню лишь, что мы дважды пересекли железную дорогу. Наконец, мы вошли в молодой еловый перелесок. Была объявлена дневка, и все в изнеможении попадали на землю. Но из-за огромного физического и душевного напряжения сон не шел. Меня, да и, по-видимому, других неотступно преследовала мысль: идем третьи сутки, а проделали лишь незначительную часть пути к Ленинграду. Все спрашивали друг у друга: что нас ждет впереди? В душу закрадывался страх, что, возможно, мы уже попали в окружение. К вечеру тревога и беспокойство усилились. Все громче
