толку, если с другим ты не можешь быть?
– Зачем мне другой, Сергеевна? Что, я без мужика не проживу? А потом… Потом не стоит сбрасывать со счетов, что Коваленко рано или поздно найдет, на кого ему переключиться.
– Дурак думкой богатеет, – бурчит Сергеевна. – Так и ты.
– Мы не можем этого исключать, – стою на своем упрямо.
– Как же… Ты хорошо подумала?
– Более чем. Труба зовет. Если на вас опять попытаются наехать – звони. Я на связи. Будем что-то думать, ага?
– Об этом не беспокойся. Девкам-то твоим что говорить? Маратику?
– Правду. Что у меня появились дела. Девочки поймут. Марат… – пожимаю плечами. – Надеюсь, очень скоро меня забудет.
– А ты его?
А я его намеренно буду помнить. Каждую проведенную вместе минуту. Каждое слово, каждый взгляд, каждый жест. Каждую реанимированную и распустившуюся в пустыне моей души эмоцию. Это было так красиво… Так невыносимо красиво. И сладко. Как первая влюблённость. До боли и остановки дыхания, на разрыв чувств. Когда кажется, что это – то самое, и ничего другого уже не будет.
– Неважно. Я на связи, ага?
– Осторожно на дороге!
Я забираюсь в машину, Сергеевна у окна крестит воздух. Вроде мелочь, а меня опять трогает. Я словно без кожи. Наружу нервами. Плавно трогаюсь. Дорога здесь – полный отстой. Сосредотачиваюсь на том, чтобы не угодить колесом в яму, очень удобно. Включаю погромче музыку, пусть лучше радио долбит в виски, чем обуявший меня страх или сомнения, правильно ли я поступаю? Мозгом понимаю, что да. Но сердце аргументов мозга не принимает. В сердце мед и солод. В животе бабочки… Я, оказывается, так быстро подсела на эти странные ощущения. И теперь тоска меня топит.
Марат… Он будто открыл потайные двери в давно утраченный мир, который мне так жадно и в то же время так больно видеть. И я на секунду закрываю глаза. Пространство вокруг взрывается оглушительно громким сигналом. Едва успеваю увернуться от выскочившей откуда ни возьмись фуры. Притормаживаю. Съезжаю к обочине. Руки дрожат, сердце где-то в горле колотится… Как же проще было, когда я ничего не чувствовала. Даже страха.
Дышу глубже, снова трогаюсь. Звонок с незнакомого номера застает меня на подъезде к городу. Коваленко всегда звонит с незнакомых номеров. Потому что, когда он звонит со своего, я просто не беру трубку. Есть искушение не взять и сейчас. Но повода нет. Он вроде как звонит мне по делу. Единственное, что я себе позволяю – не ответить на первый вызов. Перенаберет, если захочет.
Еще каких-то полчаса, и я дома. Скидываю шлепки, чемодан бросаю посреди коридора. После «того происшествия» я продала свой пентхаус в центре и купила квартиру попроще. Пусть она была мне и не нужна (последние два года я провела в Париже), как любой выросшей в интернате девочке, мне было важно знать, что где-то у меня имеется свой угол. И вот теперь я здесь. Надо бы как-то обжиться, что ли? Веду пальцами по покрытому пылью столику.
В животе урчит. Иду сварить себе кофе. Марата нет, и больше некому
