что была занята другим. Потому что я смотрела на горгоновцев, которые, будучи замученными и уставшими, верили, что им под силу все преодолеть. И я верила.
Жизнь в резиденции начиналась часам к десяти. Люди вальяжно выходили из комнат, зевали, желали друг другу доброго утра, шли в душ или столовую. Начинали носиться дети. Отовсюду раздавались шумные разговоры, иногда смех. И, о, Небеса, как был счастлив Сэм, видя все это вокруг! Ему казалось, что он попал в нормальную жизнь, без военной муштры и излишней строгости Сборта; Сэм словно забыл об опасности, о том, что, в общем-то, оставалось там, за пределами огороженного здания… Это не была нормальная жизнь. Это была пародия, сатира, разыгранная, к тому же, не к месту. Если не думать об опасности, если закрыть на нее глаза, стараясь заглушить страх и апатию – не поможет. Не забудешься, не уйдешь от осознания, лишь подвергнешь себя ненужному риску. Но я не переубеждала друга, знала, что ему был нужен способ и стимул все это пережить. Относилась с пониманием.
Обед. Паек. Льюис, как обычно, отдал мне часть положенного ему шоколада. Молча и без желания выслушивать мои возражения. Затем Сборт коротко оповестил нас, что на беседу с Грином и другими "представителями" всей компанией мы не пойдем. Направится сам командир, взяв с собой Михаэля, Сару и Криса. На лице Сэма промелькнуло замешательство, и я понимала его причину. Михаэль – правая рука Сборта, Сара эмпат, читающий людей, но… Льюис? Я, общаясь с Крисом лучше Сэма, знала – несмотря на мнимую "дикость", Кристофер серьезный и рассудительный человек, чертовски внимательный к деталям, с холодным аналитическим умом; да и достаточно неплохой оратор. Норман же объяснил Льюиса в списке Роберта немного иначе: Крис идеально проводил жесткие переговоры. Впрочем, сомнений в том у меня не возникало.
Время "переговоров" тянулось нестерпимо долго. Стивен отсыпался после ночного дежурства, Стэн досиживал последние часы – его затем должен был сменить Норман. Чтобы не томиться в незнании, я решила побродить по резиденции. Солнце пробивалось сквозь окна, яркими зайчиками разрисовывало пятнами стены. Я миновала холл, лишь окинув его взглядом, направилась по парадной лестнице, облицованной мрамором голубовато-серебристых оттенков, на второй этаж. Вместо изображений Трех на барельефах – пейзажи, цветы. Это уже немного напрягло: я вдруг осознала, что нигде в резиденции не видела ничего, указывающего на власть Трех. Ни одного изображения. Ни одного символа (которыми так любили украшать абсолютно любые предметы и здания).
Шестеренки в голове усиленно крутились. °13-16-8-28. Что я знала об этом городе? Знала ли вообще что-то? Слишком много цифр и номеров, смешавшихся в единую кучу. И за какую нить не потяни – паутинка лишь сильнее заплетется. Самое ироничное, номер города был выгравирован над входом в резиденцию. Символа Трех не было. Город слишком далек от юго-запада, чтобы проникнуться сепаратизмом и гражданской борьбой Холодного Штиля. Город слишком далек от Севера, чтобы безбоязненно поддерживать Хорста.
