было на стрелке с Михеем, я и так помню, пока он меня во второй раз не подстрелил.
Чтобы знать, чё там дальше было, мне Бодрый нужен. Но прямо сейчас, я с ним разговаривать не хочу, даже если он, где-то поблизости.
Тянусь к волосам Ники и убираю их с лица. Невольно улыбаюсь, наблюдая, как она мирно спит, хотя по-любому же неудобно в такой полу скрюченной позе.
В голове неконтролируемо прорывается вопрос: “Сколько я здесь уже в отключке валяюсь? Если Ника успела узнать и прилететь”.
Вижу, как её ресницы начинают тревожно вздрагивать и я жду, когда эта красивая девочка откроет свои синие глаза.
Только ради этого стоило вернуться в сознание, чтобы ещё раз посмотреть, какая она невообразимая.
Замечаю, конечно, что веки припухшие, на щеках покрасневшие пятна. “Значит опять плакала”, – сразу же догадываюсь я. Но тут, ничего не предъявишь, сам виноват, ревела она всяко из-за меня.
Испуганно осматривает моё лицо и я неосознанно тянусь к своему подбородку рукой, представляя вдруг, что, наверное, оброс, как “дед Мазай”. С удивлением распознаю, что щетине, всего дня три.
Ника продолжает молча следить глазами, за моими движениями, типа не может поверить, что всё это ей не мерещится.
– Привет, – говорю хрипло, потому что в горле першит.
– Ты как? – спрашивает настороженно, не отвлекаясь на приветствие и всем видом показывая, что боится. Синеглазке похоже страшно, что я опять могу вырубиться.
– Всё нормально, – пытаюсь успокоить её, осипшим голосом. – Если попить мне дашь то, вообще, буду круче всех, – стараюсь улыбаться, хотя чувствую, что губы пересохли тоже.
Ника подскакивает с массивного стула и наливает из полторашки воду в стакан.
– А тебе можно пить? – останавливаясь, отводит руку со стаканом в сторону.
– Я только горло смочу, – обещаю, делая честные глаза. – Давай, пока не будем Михалыча звать, – прошу заговорческим голосом.
– Ты нас очень сильно напугал, – говорит, протягивая мне воду. – И я не знаю, что мне делать, чтобы ты снова не захотел к Олесе, – давлюсь и проливаю воду на себя, не ожидая такое услышать. Понимаю, что Нике уже рассказали про то, как погибла моя жена.
– С чего ты берёшь, что я хочу к Олесе? – напрягаясь, не свожу с неё взгляда.
– Рома сказал, что ты можешь так себя убить, потому что такое уже было, – волнуясь, облизывает губы. А я сглатываю слюну и ловлю себя на мысли, что хочу поцеловать синеглазку, потому что, кажется, что вечность был без неё. Моё желание растёт и становится важнее слов, которые она говорит. – Ты правда жить не хочешь? – этот вопрос охлаждает мой пыл и я, как дебил наблюдаю за Никой. Она начинает часто моргать, сдерживая подступающие слёзы. – И я тогда, получается, тебе, про твою же жену рассказала. Прости меня, пожалуйста! Я не знала же, что.., – всё же начинает реветь, прикрывая рот ладонью.
Дотягиваясь рукой, цепляю и тащу её за кофту ближе. Не сопротивляется.
Двигаюсь в сторону, освобождая
