ломом, а палицей, что-то дико кричал, и когда его толкнули – чтобы он не мешал – воин замахнулся палицей на того, кто посмел его тронуть. Тот, другой, попятился в сторону… Стрела, пущенная со стены, чиркнула по щиту и попала ему в шею. Человек упал. Начальник в красной чалме несколько раз ударил воина с палицей кулаком в лицо, а когда тот упал, принялся бить его ногами. Начальника сильно толкнули в спину… Видно у того, кого он бил, были родственники и друзья в отряде. И они оказались достаточно смелыми для того, чтобы поднять руку на сотника.
Еще вечером ханскую ставку перенесли за ручей, впадающий в Жиздру, и теперь Бату лично наблюдал за подготовкой к последнему штурму.
– Твои люди устали, Великий Хан, – учтиво сказал хан Кадан. Он так и произнес, «люди», а не «воины». Кивнув в сторону ворот, он добавил: – Хорезмийцы не слишком хороши в бою. Кроме того, они забыли, что такое дисциплина, потому что ты слишком долго держишь их у стен этой крепости.
Скрывая улыбку, Кадан поклонился Бату, но, не торопясь, и многие из ханской свиты успели увидеть ее.
Бату сделал вид, что не обратил внимания ни на слова Кадана, ни на то, что так же весело сверкнув глазами, склонился в поклоне тучный, низкорослый Бури. За шесть недель, во время которых Кадан и Бури громили русские города, проходя лавой с севера на юг через страну «длиннобородых», они привыкли принимать самостоятельные решения, и их мысли стали простыми и дерзкими, как у выпущенных из клетки на свободу волков.
Явившись под Козельск три дня назад, и Кадан и Бури удивились тому, что Великий Хан назвал Козельск «злым городом».
– Злой город, как злая овца, – шепнул Кадан своему старому другу. – Но какой бы лютой ни была овца, она всегда по зубам хорошему волку.
Тем временем пауза возле городских ворот закончилась, воины возле стенобитной машины снова взялись за работу, а зачинщик драки затерялся в толпе.
– Найдешь его потом, – тихо сказал Бату огромному нукеру, стоявшему рядом с его троном. – Ему, видно хочется того, что другие получили сегодня утром.
Затем Бату велел позвать Хо-Чана. Запыхавшийся китаец предстал перед Великим Ханом через несколько минут.
– Мой брат Кадан недоволен твоей работой, мастер, – строго сказал Бату. – Ты можешь подтащить катапульты ближе к стенам?
Эта была обычная уловка. За любой непорядок или неувязку во время битвы отвечал не тот, кто был в ней виновен, а тот, кого назначал сам Великий Хан. Хо-Чан каждый вечер докладывал Бату о делах и проблемах, но не удивился тому, что теперь Бату решил спросить его прилюдно. Учитель, подумал китайский мастер, вызвал лучшего ученика, чтобы другие увидели, насколько хороши все остальные.
Хо-Чан низко поклонился и рассказал о просевшем крепостном рве и пнях.
