силой, привыкнув хранить свою жизнь и здоровье.В зарослях леса влюбленные тела сочетались Венерой,
И сочетались притом или вследствие страсти взаимной (cupido)
Или насилию и сладострастию (libido) мужчин уступая,
Или за плату, за желуди, вишни морские и груши»…
(Книга пятая, стихи 951–963, пер. Ивана Рачинского).
Мы видим, следовательно, что на заре рода человеческого поэт уже допускал, кроме чисто физической любви между полами, полового влечения (libido), еще и своего рода душевную склонность (cupido), и отмечает уже также первые намеки на проституцию, на продажную любовь.
По Горацию, вначале еще не было брака,[89] а происходила только страстная борьба за половые наслаждения, во время которой более сильный оставался победителем и убивал остальных (книга 1, сатира 3-я, стихи 108–110, перев. Фета):
«… но смертью те погибали безвестной, которых
При беспорядочном и скотском утолении страсти
Сильный так убивал, как бык это делает в стаде».
Оба поэта допускают, следовательно, первобытное состояние половой жизни, соответственно первобытному вообще состоянию человечества. Только с развитием культуры развились, по их мнению, и более совершенные условия и брачное сожительство. Тем самым они, несомненно, гораздо более приблизились к истине, чем третий римский поэт, высказавшийся на этот счет, именно Ювенал. Последний верит в райскую невинность и целомудрие, в мирное брачное сожительство, которые выродились лишь впоследствии, под влиянием культуры. В начале своей знаменитой сатиры, описывающей это вырождение, он следующим образом изображает половую жизнь доисторических времен:
Думаю, что при царе Сатурне долго Стыдливость
Явно жила на земле, когда в пещере холодной
Помещался и крошечный дом, и огонь, и святыня.
И скоты, и хозяева в той же сени заключались:
Как лесную постель у горца жена настилала
Из ветвей и стеблей, да шкур с окрестных животных.
Ни с тобою, о, Цинтия,[90] не сходна, ни с тобою,
Коей смерть воробья омрачила блестящие очи!
А приносившая груди кормить детей здоровенных,
И грубее подчас желудями пресыщенного мужа.[91]
Далее поэт описывает постепенное исчезновение целомудрия и порчу нравов позднейшего времени. В противоположность приведенным выше двум поэтам, Ювенал является, таким образом, типичным представителем сторонников «доброго старого времени» и теории вырождения, полная несостоятельность которой доказана новейшими исследованиями.[92] А потому мы должны считать описания Лукреция и Горация более соответствующими реальным условиям действительности, чем описание Ювенала. Нельзя, однако, не признать, что и они также представляют лишь плод фантазии, точные же доказательства в них отсутствуют. То же самое приходится сказать и о некоторых современных описаниях первобытной половой жизни.
Так нужно понимать выражение «incerta Venus» (книга 1, сатира 3, ютах 109). Cp. Q. Boratius Flaccus Satiren erklart von Hermann Schute. Berlin, 1881, стр. 43.
Цинтия – возлюбленная поэта Проперция, а оплакивающая смерть воробья Лесбия – возлюбленная поэта Катулла.
Сатиры Ювенала, перевод Фета (сатира VI, стихи 1-10).
См. об этом Блох, «Половая жизнь нашего времени и ее отношение к современной культуре», пер. врача П.И. Лурье-Гиберман, изд. журнала «Современная медицина и гигиена», стр. 406–413.
