не приходится напрягать память и восстанавливать ее деталь за деталью. Давно замечено, что первая встреча, как и первое впечатление, – со всеми сопутствующими нюансами и антуражем – остается с тобой навсегда.
– Я – Гейдар Алиев, – протянул он руку.
– Пожалуйста, – пригласив его за приставной стол, я сел напротив.
Есть та редкая порода людей, которые внушают уважение независимо от внешних данных и от того, какое он положение занимает во властной иерархии. А есть такие, которым, хоть водрузи на голову корону императора, никакого почтения к себе вызвать не могут. Мой гость принадлежал к первой категории.
Посмотрев на высокие стопки папок и развернутое на середине толстенное дело, над которым я только что корпел, он покачал головой. Я подумал, что ему не понравился беспорядок.
– Ничего не поделаешь, Гейдар муаллим…
– Гейдар Алиевич, – поправил он меня, давая понять, что предпочитает обходиться без дополнения «муаллим». – А вас как по отчеству?
– Сабир Мамедович.
С тех пор меня все и всегда называли именно так – Сабир Мамедович. Только он, Гейдар Алиевич, после долгих лет знакомства и совместной косвенной и прямой деятельности называл меня Сабиром и обращался на «ты». И то делал это с глазу на глаз.
– Такой поток поступающих дел, Гейдар Алиевич, – продолжал я разговор, – что исключить неряшливость на столе я не могу.
– Понятно, рабочая обстановка. У меня не лучше, – согласился он. – Не успеешь закончить с одной партией дел, как приносят другую.
– Еще большую, чем была, – подхватываю я.
Он смеется.
– Иногда, – говорю я, завидую начальникам ЖЭКов. У них и бумаг мало, и им все равно, когда – сегодня или завтра поставить в них подписи и печати… Для них все это – канцелярщина.
– Тут Сабир Мамедович, – хитро щурится он, – мне думается, все – в качестве человека. В его внутренней ответственности и добросовестности. Ведь любое заявление, каждая бумага – чья-то проблема. А в нашем случае – даже судьба. И я давно пришел к такому выводу: о человеке можно составить мнение по тому, как он относится к письмам, заявлениям и вообще документам. Если как к никчемной канцелярской рутине – значит, ты имеешь дело с субъектом черствым и бездушным, как та же бумага. А если он читает, въедается в каждую строчку, вникает, видит проблему и ставит себя на место заявителя или обвиняемого…
Гейдар Алиевич сделал паузу, а затем добавил:
– … стало быть, он хороший человек. Во всяком случае – объективный. И решение его будет справедливым.
Я невольно и не без изумления вскинул на него глаза.
– Что, я не прав? – насторожился он.
– Напротив… Недавно, на совещании руководителей хозяйств города, где обсуждался вопрос о работе с письмами населения, эта мысль вертелась у меня в голове, а выразить ее я никак не мог.
