от которого не помогало ни одно лекарство. Под руки ее вывели по коридорам и лестницам, захламленным так, что можно было за секунду несколько раз переломать все кости.
Наконец, после получаса ходьбы спортивным маршем, раздалась музыка Пуччини – но какая! Фальшивые ноты и диссонансы выли, скрипели, визжали, грозя оглушить не только слушателей, но находящихся за кулисами, ибо динамики развесили по всему периметру сцены и зрительного зала, не забыв даже вип-места и ложи.
Неизвестно, в какой последовательности исполнялись партии, но корда Клер вытолкнули на платформу без перил, она едва не свалилась с нее. Через секунду платформа поехала навстречу чавкающему и безразличному залу, столкнув мимоходом статую Мари. Только тогда постамент замер. Все прожектора устремились прямо на Клер, а непонятно откуда выскочивший кордебалет бойко начал отплясывать канкан под жуткую какофонию экспериментального прочтения партитуры Пуччини.
Клер смотрела под ноги, пытаясь защититься от слепящего света. Из зала она слышала уже не чавканье, а едкие ядовитые смешки, направленные в ее сторону, а когда до ее слуха долетела фраза: «Фи! Beata Maria с крысиной мордой», – только тогда стало очевидно, что возле стульев и кресел установлены микрофоны.
Клер еле стояла на платформе, но когда вместо Тоски на сцену выкатилась резиновая кукла в мини-юбке и на весь зал завопила некачественная фанера, она не выдержала. Благо платформа висела невысоко. Прима спрыгнула с нее, опрокинула куклу и помчалась в партер. Под Ta Deum рухнул железный занавес, едва не раздавив живую крысу. Подобно фурии в мясном наряде, она металась среди чавкающей публики, которой без повода захотелось набить животы. Чавкать заранее припасенными бутербродами и хлюпать дешевым пивом в жестянках все начали, словно по команде. А в ложах все было гораздо проще: стоило нажатием специальных кнопок вызвать официантов.
– Вы не понимаете! – Клер кричала, на пределе голосовых связок, подбегая то к одному зрителю, то к другому. – Это же великая музыка, классика, трагедия, наконец! Ну, что же вы – такие безразличные, тупые, быдло!
Ta Deum ревел во всю, и поэтому чавкающие не слышали воплей примы и думали, что это часть зрелища, отпуская по поводу вонючего наряда и внешности Клер колкости, пошлости и сальности. В итоге Клер поплелась обратно к закрытой сцене. Она оглянулась – и тут же получила привет из зала. Сэндвич с кетчупом распластался на ее крысиной физиономии. Занавес заскрежетал, и Клер пришлось проползти в узкую щель, благо она была субтильного телосложения.
Начался акт второй. Вместо Скарпиа в кресле развалилась голограмма – нечто невменяемое, словно перепившее тосканского вина. Фанера работала теперь иначе: звук был идеальным. Но когда пришла очередь реплики Тоски, Клер только и могла, что открывать рот. Да, занятное оказалось зрелище: крысорыба пытается исторгнуть из глотки хотя бы некое подобие звука.
Зал покатывался со смеху, а потом в Клер полетели
