пробудитесь!» Так взываютК вам рыцари, кумиры дней былых;
Хоть копья в их руках уж не сверкают
И красных перьев нет на шлемах их,
В дыму, под рев орудий непрерывный,
Их грозный зов звучит: «Вооружась,
Воспряньте все!» – исполнен силы дивной,
Ужель утратил власть тот клич призывный,
Что в Андалузии сроднил с победой вас?
Чу! конский топот слышен средь проклятий;
Кого окровавленный меч настиг?
Ужель спасать вы не пойдете братий
От деспотов и от клевретов их?
Грохочут пушки; залпов их раскаты
Зловеще эхом гор повторены,
Они твердят о том, что смертью взяты
Ряды бойцов. Все ужасом объяты,
Когда является во гневе бог войны.[38]
Кровавыми сверкая волосами,
С горы на бойню смотрит исполин;
Он все сжигает гневными очами
И в царстве смерти властвует один.
С ним рядом разрушенья дух лукавый,
Что чествовать победы будет зла.
Сегодня три могучие державы
Сойдутся здесь и вступят в бой кровавый;
Как счастлив исполин, – ему лишь кровь мила!
Когда средь войск ни друга нет, ни брата,
Вас может восхитить сраженья вид;
Как рати разукрашены богато!
Как весело оружие блестит!
Подобно стае псов, что травле рада,
Несется войско бешено вперед;
Но будет ли для многих лавр наградой?
Храбрейшие погибнут в пекле ада:
Бог брани, с радости, всех павших не сочтет.
Три армии стеклись сюда для битвы;
Внушителен знамен трех наций вид!
Звучат на трех наречиях молитвы.
Сюда сошлись: испанец, галл и бритт,
Союзник-друг, услужливый без меры
(Не лучше ли в своей отчизне пасть?).
Войска, являя храбрости примеры,
Удобрят только нивы Талаверы
И хищных воронов накормят кровью всласть.[39]
Здесь павшие сгниют; гнались за славой
Безумцы, что искали громких дел;
Они ж служили деспоту забавой.
Он пролагал свой путь чрез груды тел.
Какой же был тот путь? – лишь путь обмана.
Найдется ли на свете уголок,
Что был бы принадлежностью тирана?
Его лишь склеп, где, поздно или рано,
Предастся тленью он, забыт и одинок.
О, Албуэра! славу и кручину
Ты сочетала. Мог ли мой герой
Предвидеть, чрез твою несясь равнину,
Что скоро в ней кровавый грянет бой?
Пусть павшие вкушают мир забвенья!
Победный лавр пусть радует живых!
Великий день! До нового сраженья
Толпы ты будешь слышать прославленья
И воспоет тебя поэт в стихах своих…[40]
Довольно воспевать любимцев брани;
Победный лавр их не продолжит дней;
Чтоб мир узнал о славе их деяний,
Должны
Death ride upon the sulphyry Siroc, т. е. смерть верхом на удушливом (сернистом) Сирокко.
«Сирокко – сильный горячий ветер, дующий по целым неделям в Средиземном море от Архипелага. Его свойства хорошо известны всем, кто проезжал через Гибралтарский пролив». (Прим. Байрона).
Сражение при Талавере началось 27-го июля 1809 и продолжалось два дня. Так как Байрон приехал в Севилью, вероятно, 21-го или 22-го, то он не мог быть очевидцем какой-либо части этого сражения. В письме к матери от 11-го августа он говорит: «Вы слышали о сражении близ Мадрида. В Англии назовут его победой, – хороша победа! Двести офицеров и пять тысяч солдат убито, – и все англичане, а у французов силы не убавилось. Я хотел было присоединиться к армии, по нам надо торопиться к Средиземному морю».
В письме к полковнику Малькольму от 3-го дек. 1809 Веллингтон сознается, что результат сражения был скорее нравственный, чем материальный. «Сражение при Талавере, без сомнения, было одно из самых тяжелых сражений в наше время. Жаль, что вследствие несчастной негодности испанцев… слава есть единственный результат, нами достигнутый. Мне предстоит очень трудная задача… При таких обстоятельствах можно потерпеть поражение, но нечестно было бы отклоняться от своего долга».
Сражение при Альбуэре (16-го мая 1811), где англичане, под начальством лорда Бирсфорда, разбили Сульта, было своего рода Пирровой победой. «Еще одно такое сражение и мы пропали», писал Веллингтон. «Большого труда стоит мне все опять поправить». Говорят, что французы потеряли в этом сражении от 8 до 9 тыс. человек, англичане – 4158, испанцы – 1365. Альбуэра прославлена Вальтер Скоттом в его «Видении короля Родерика». В октябре 1811 вышла анонимная поэма: «Сражение при Альбуэре».
