сделал вид, что разочарован материнским распоряжением, отставил гитару, вздохнул, опустил голову и пошёл на кухню. Следом за ним двинулся Эдик. Сидя за столом, Миша незаметно массировал большим пальцем подушечку среднего и ощущал болезненное вдавление от струны. Крови там, конечно, никакой не было, но увидеть её в будущем во время таких занятий он желанием не горел.
Эдик приходил потом ещё два раза. Показал пару переборов, один бой. Вместе они нарисовали несколько аккордов в тетрадку, подписали их латинскими буквами. Если брать вот так, то будет «Вальс-бостон», а если так – «Заходите к нам на огонёк». Филатов со всем соглашался, пытался растопыривать пальцы на грифе, но чувствовал, что некоторых аккордов он не услышит никогда. Не хватало ни длины пальцев, ни силы в них. В отсутствие мамы он пробовал учиться по тетрадке, но понял, что очень хорошо тренирует правую руку, которой надо было просто махать по струнам или перебирать их – а вот левая рука, будь его воля, вообще бы в игре не участвовала.
Когда мама была дома, он делал уроки, читал, смотрел мультики, но инструмент в руки не брал, объясняя это тем, что уже позанимался, на самом деле скрывая тот факт, что продвижение в обучении застопорилось ещё на «Кузнечике».
Время от времени, примерно раз в две недели, у него просыпалась совесть. Тогда он всё-таки демонстрировал небогатые навыки, звеня струнами в своей комнате, как только за дверью раздавались тихие шаги мамы – она замирала на несколько секунд, прислушивалась, а Миша в такие моменты старался быть очень убедительным. Несколько раз брал один и тот же аккорд, давая понять, что усидчив и трудолюбив; крайне внимательно перебирал струны медиатором – пусть медленно, но точно. Ему даже начинало казаться, что он действительно делает успехи – но в этот момент мама отходила от двери, и весь его настрой тут же пропадал, пальцы переставали слушаться, и гитара отставлялась к стене.
Примерно через пару-тройку месяцев бессмысленных занятий стало ясно, что никакого продвижения нет и даже знание таких слов, как «обечайка» и «барре» не сделают его гитаристом. Он всё реже и реже обращал внимание на инструмент возле стола. Ещё через месяц в кладовке на глаза ему попался большой пакет, в котором он принёс изделие Магнитогорской фабрики из магазина – Филатов сунул в него гитару и поставил за шифоньер. Сразу стало свободнее и спокойнее на душе. То самое «С глаз долой – из сердца вон!».
Мама не приставала с вопросами. Она была с самого начала уверена в безнадёжности этого мероприятия. Хотя не исключено, что надеялась. В глубине души. Как все мамы.
Он оценил её невмешательство потом, когда стал старше. Она ведь могла настаивать на занятиях, требовать результаты, просить что-то сыграть. В общем, раскручивать по полной на все двадцать пять рублей, потраченные на его прихоть. Но, скорее всего, она вместе с дедом и бабушкой пожертвовала этой немалой в то время суммой, чтобы преподнести ему урок. Показать вздорность некоторых желаний, поверхностный взгляд
