дружен – мы часто ездили вместе с ним на наши охоты и рыбалки, так, что отношения меж нами были почти приятельские.
Почти, на равных, хотя иногда он и отказывался участвовать в моих совсем уж отчаянных, предприятиях. А вот жена его – Антонина Ивановна, была, мало того, что собою чудо, как хороша, так всегда ещё и бывала – а со мной особенно – очень нежной и ласковой. И я её очень любил. Пожалуй, что, где-то, быть может, что даже и больше, чем маму…
Я и сейчас молюсь за всех них и уверен, что только ласка больше всего и развивает каждого человека. Особенно, его интеллект. Больше того, именно это качество и чувствуют лучше всего, в мужчине, и все остальные женщины. И именно по потребности в ней, и тянутся, и сходятся друг с другом, потом, уже и все люди…
К тому же, она стряпала совершенно умопомрачительные лимонные кексы с орехами. В-третьих, у них был громадный «Телефункен», способный отстроиться от любой глушилки. Так, что на нём, можно было, довольно чисто, слушать джаз, а то и сами вражьи голоса в громадном, растягивавшемся в кровать, зелёном плюшевом кресле…
В-четвёртых, и это главное, жили они не в отдельном доме-острове с постройками, цветниками и садом, как мы, а в самом настоящем старинном купеческом доме, где, кроме них, имелось ещё 7 квартир и жизнь там била ключом. Там, было много разных детей, с которыми я быстро сдружился, придумав местную сногшибательную забаву – драться в темноте коридоров придверными ковриками. Это, доложу я вам, фантастика! С тех пор, я занимался, практически, всеми видами спорта, да и сам повидал немало экзотических. В Японии, например, соревнование (или это была национальная забава?), прыжки голышом с крыш в сугробы – вариант: голышом на велосипеде с мостков в озеро. Как?!.
Неплохо, конечно, но не идёт, ни в какое сравнение с битвой дверными ковриками в абсолютной темноте. Это, вообще, что-то!.. До сих пор вспоминаю с упоением, что и говорить. Это вам не ракетой на кортах махать!..
Понемногу, я подружился со всеми обитателями этого большого дома, и запросто гостил уже и не у папиных друзей, а у их соседей, живя и роясь в их журналах и книгах, где обнаруживал немало интересного. У Бекезиных, я и встретил свою первую родственную душу, которую давно безотчётно искал. Это был племянник хозяйки из Чимкента. У него умерла мать, и он часто гостил у тётки, заменившей ему её. Это был веснушчатый, тихий, немного грустный мальчик, в котором было что-то от Пьеро, стоически выносивший любые мои фантазии. Он беспрекословно соглашался играть во все игры, какие бы я ему ни предлагал, которых я знал десятки.
За его скромность, дружелюбие и всегдашнюю услужливость, я его очень любил. И всегда, когда родители приглашали меня в гости к Бекезиным, интересовался – гостит ли у них Валерик – так звали моего задушевного друга.
Соседские мальчишки мне были не интересны – они были грубы, задиристы и примитивны. Я играл с ними в футбол и теннис, рыбачил, ходил по грибы и ягоды, менялся книгами, дрался, лазил по садам, катался на лодках, выпиливал
