во всех нас было что-то деревенское, словно мы – это шесть кристаллов розового кварца, только что извлеченных из-под земли, но еще не отшлифованных. Неудивительно, что Эстер выбрала жизнь в пригороде: в нью-йоркском обществе она стала бы овечкой, окруженной волками. Мы никогда не были в Европе, хоть война и осложнила возможности путешествовать. Но мы и за пределы северо-восточных штатов никогда не выезжали. По сравнению с обычными американскими девушками мы, возможно, и жили как принцессы, но в отличие от других представительниц нашего класса опыта у нас не было практически никакого.
– Мы должны поехать в Нью-Йорк сегодня, иначе нам не запустить череду нужных событий, – сказала Розалинда. – А для тебя, Эстер, дорогая, это будет последний кутеж перед замужней жизнью.
– Когда это у нас был хоть какой-нибудь кутеж? – спросила Калла, не отрывая глаз от венка маргариток.
– Вот именно! Нам и повеселиться-то толком не довелось! – сказала Розалинда.
– Повеселитесь в субботу на моей свадьбе, или вы о ней уже забыли?
– Что-то такое слышали, – откликнулась Дафни. – Всего лишь каждую минуту каждого дня.
– Когда ты выйдешь замуж, для танцев будет слишком поздно, – сказала явно разочарованная Розалинда.
– Слишком поздно? – сказала Эстер. – Боже, меня же не в тюрьму посылают!
– Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду, – сказала Розалинда. – После свадьбы ты уже не сможешь ходить со мной по вечеринкам и знакомиться с мужчинами.
– Я и сейчас не могу, – сказала Эстер, раздражаясь, но стараясь не выдавать этого. – Не переживай, я буду жить рядом, и мы еще сто раз повеселимся.
– Ну и ладно, – сказала Розалинда, легко отступаясь; она затевала это просто ради забавы.
Мы бы никогда не уехали вот так, неожиданно, в Нью-Йорк, не спросив разрешения у отца, которого, впрочем, он бы и не дал. Мы всегда были примерными девочками. Даже Дафни, самая испорченная из нас, по большей части вела себя прилично. Когда наша сестринская группа достигла определенного возраста, за нами практически перестали следить, но мы не отбились от рук. Такое впечатление, что вокруг нашего дома был электрический забор – из тех, что устанавливают для собак, чтобы они далеко не убегали, иначе их ударит током. Однажды хозяин может отключить забор, потому что собака знает свою территорию и больше не пытается ее покинуть. Вот и мы были такими. Притихнув, мы слушали музыку леса – стрекотание сверчков и кузнечиков, серенады лягушек. В фонарях мерцали свечи, отражаясь от стекла и создавая причудливые узоры на пледах.
Луна, все это время прятавшаяся в синеве, наконец показалась на фоне потемневшего неба, и Калла, словно повинуясь тайному знаку, поднялась на ноги.
– Ночь, летучая мышь[10], – сказала она.
Она встала за спиной Эстер, держа в руках венок из маргариток, и попросила ее распустить хвостик.
А. Теннисон. Выйди в сад поскорее, Мод. Перевод Г. Кружкова.
