который находился в полусознательном состоянии. Мог ли он оказаться тем, в кого превратился прежний лопоухий сладкоголосый викарий, единственный мужчина, который не то чтобы ухаживал за мной, но хотя бы робко пытался? Неужели это Джаспер Хиггенботтом, вернувшийся после обращения неверных в Африке и сам обратившийся невесть кем под действием солнца, тюрбанов и запаха заморских специй?
– Нелл? – Ирен тряхнула мою руку, которую все еще сжимала в своей.
– Э-э… нет. Этот человек мне незнаком. Уши не те.
Подруга наклонилась рядом со мной, чтобы рассмотреть означенную часть тела.
– Что в них не так?
– Ничего. Эти довольно хорошей формы и небольшие. У человека, о котором я подумала, были гораздо более заметные – и неудачные – уши.
– Эх, жаль. А этот твой знакомый с большими ушами покинул Шропшир и уехал в чужие края?
– Да.
– А почему ты никогда не упоминала столь интересного путешественника из своего прошлого?
– Потому что он таковым не был! Я имею в виду интересным. Мне жаль, Ирен, но он всего лишь был какое-то время при моем отце помощником викария и, боюсь, довольно нудным. Уверена, он и в Африке остается нудным. Но это не он.
Пациент слабо приподнял бронзовую руку.
– Мисс Хаксли, – пробормотал он.
Я покраснела.
– Очень интригующе. – Ирен уселась на край кровати и нахмурила брови от напряжения. – Стоит тебе произнести одну из твоих традиционных тирад гувернантки, он зовет тебя по имени. Похоже, при звуке твоего голоса и при самом твоем появлении у него в голове вроде как звенит колокольчик. Может, это школьный колокольчик? Может, он один из твоих бывших подопечных?
– Ирен! Раз мне за тридцать, любому из моих воспитанников не больше двадцати, но уверяю тебя, он точно не один из них.
– И то верно. – Она хладнокровно рассматривала гостя. – Конечно, сказать трудно, но по моим догадкам он примерно нашего возраста. – Ирен повела бровью в мою сторону.
– Пожалуй.
Больной принялся мотать головой из стороны в сторону – так обычно делают жертвы лихорадки, стараясь ослабить жар и боль во время приступа. Не раздумывая, я схватила влажную салфетку, которую Софи оставила в тазике севрского фарфора, и протерла ему лоб.
– Мэри, – неожиданно сказал он.
Я бросила на Ирен победоносный взгляд и опустила салфетку обратно в тазик:
– Вот видишь. Хаксли – не такая уж редкая фамилия. Его сознание бередит какая-то бедная женщина по имени Мэри Хаксли.
– Хм. – Было видно, что я не убедила Ирен. Она со вздохом поднялась: – Раз уж ты начала ухаживать за ним, подежурь здесь до обеда. Потом за ним последит Годфри, а я возьму на себя первую половину ночи.
– Ты выбрала самые тяжелые часы. В это время он будет очень беспокоен.
На лице
