чаще за своим обедом.
Я кивнул. Пока он говорит, он живет.
– Бабушка, – снова повторил я, поскольку мы остановились на этом перед вервольфами.
Дед проглотил комок в горле, выхаркал его и сплюнул в тряпку у себя на коленях.
– Обычно мы держим это в тайне, – сказал он. – От них, от жен, чтобы они не…
Не умерли. Я знал. С тех пор как Дед стал жить по большей части в гостиной, он решил снять семейное проклятие. Об этом были все украденные из библиотеки книги возле его койки. Чтобы найти старинный способ для человеческой женщины жить с вервольфом и не умирать при рождении детей.
Его исследования были основной причиной того, что Либби почти все время торчала на кухне. Она сказала: что бы ты ни сделал, это мою мать не вернет, верно? Это не было великой вервольфовской тайной. Бабушка просто умерла, и конец.
Даррен считал книги Деда забавными. Все они были просто странными историями, забавными фактами.
– Мы похоронили ее на церковном кладбище, – сказал Дед, когда очередная история о бабушке вызрела у него в голове. – И они… они выкопали ее, волчонок. Они выкопали ее и… и…
Вместо того чтобы закончить, он рванулся вперед так, что мне пришлось толкнуть его назад и удерживать, чтобы он не вывалился из кресла. Я не был уверен, что смогу снова посадить его туда.
Когда он поднял взгляд, он забыл, о чем говорил.
Он, правда, рассказывал мне об этом раньше, когда Либби не было рядом, чтобы остановить его.
Это была другая вервольфовская история.
После того как бабушка умерла в родах, одна вражеская стая выкопала ее – как послание ему. Это касалось территории.
Дед вернул им это послание на штыке лопаты, а затем разобрался с ними при помощи этой самой лопаты.
Так он вернул себе свою территорию, обычно говорил он, заканчивая эту историю. Его территория – насколько доставал его взгляд, сколько он мог защитить. Порой он утверждал, что весь Арканзас его, с тех самых пор, как его занесло сюда войной.
Но я был не дурак. Я не ходил в школу в тот месяц, но я продолжал учиться. Либби наконец рассказала мне, что тот шрам на руке Деда был, скорее всего, от сигареты, которую он однажды уронил. Или от старой оспины. Или от капли шлака, прожегшей его рукав до кожи.
Мне приходилось выстраивать эту историю на тех же фактах, но с разными акцентами.
Бабушка умерла и была похоронена, это я знал.
Вероятно, случилось следующее – нет, что должно было случиться, худшее, что могло случиться, – городские собаки забрались на кладбище в ночь после погребения, пока земля была еще мягкой. И тогда Дед пошел за этой стаей с винтовкой или на грузовике, пусть это заняло целый месяц, а затем прикопал их своей лопатой.
Я предпочитал вервольфовскую версию.
В ней Дед еще молодой вервольф в расцвете сил. Но еще он скорбящий муж, молодой перепуганный отец. И вот он выскакивает из двери дома, в котором залегла другая стая. И его руки по плечи в красной
