ять, чтобы в ней ногти были, – подтвердил господин Тюльпан.
– Ну, гм… у меня… я мог бы… – Достабль сдался. Он был торговцем. И продавал то, что продавалось. – Давайте-ка я расскажу вам вот об этих сосисках, – начал он, немедленно переключив свой внутренний двигатель на задний ход. – Когда на бойне кто-то отрубил себе палец, мясорубку даже не остановили. Крыс вы там, наверное, не найдете, потому что крысы этим местом брезгуют. Там таких зверей забивают, которые… ну, вы слыхали, что жизнь выползла из какого-то там супа? Вот и эти сосиски тоже. Если хотите плохую сосиску – лучше этих не найдете.
– Ты их придерживаешь для особых покупателей, да? – спросил господин Штырь.
– Для меня, сэр, каждый покупатель – особый.
– А горчица у тебя есть?
– Люди, конечно, называют это горчицей, – Достабль начинал увлекаться, – но я это называю…
– Я люблю ятскую горчицу, – сообщил господин Тюльпан.
– …отличной горчицей, – немедленно выкрутился Достабль.
– Мы возьмем две, – сказал господин Штырь. За кошельком он не потянулся.
– За счет заведения! – воскликнул Достабль. Оглушил две сосиски, положил их в булочки и протянул покупателям. Господин Тюльпан забрал обе и заодно банку с горчицей.
– А знаешь, как в Щеботане называют сосиску в тесте? – спросил господин Штырь, когда они отошли от лотка.
– Нет, – ответил господин Тюльпан.
– Они ее называют «ле сосиска в ле тесте».
– Что, ять, на иностранном языке? Да ты, ять, шутишь!
– Я тебе, ять, не шутник, господин Тюльпан.
– Ну, то есть они же должны ее называть какой-нибудь… какой-нибудь… сосиской dans lar derrière, – продолжал господин Тюльпан. Он вкусил Достаблева деликатеса. – По вкусу и не отличить, – добавил он с набитым ртом.
– В тесте, господин Тюльпан, а не «в одном месте».
– Я знаю, что хотел сказать. Омерзительная, ять, сосиска.
Достабль смотрел им вслед. В Анк-Морпорке подобную манеру речи нечасто можно было услышать. Большинство людей не пересыпало слова буквами, давно исключенными из алфавита, и Достабль никак не мог взять в толк, чем господину Тюльпану приглянулась именно «ять».
У большого дома на Желанно-Мыльной улице собралась толпа, а пробка из повозок доходила уже до самого Бродвея. А когда собирается толпа, подумал Уильям, кто-то должен написать почему.
В этом случае причина была очевидна. На пятом этаже, на плоском карнизе снаружи окна, стоял, прижавшись к стене, человек и с каменным лицом смотрел вниз.
Толпа пыталась ему помочь. Разубеждать человека в такой ситуации было не в практичном характере анк-морпоркцев. В этом городе, в конце концов, каждый был волен делать что хотел. В том числе и давать советы.
– Здание Гильдии Воров-то получше будет! – орал один мужчина. – Шесть этажей, а внизу – хорошие твердые булыжники! Черепушку с первой
