Прогресса считало, что человек лучше бога. Но сейчас я вижу, что так думают единицы. К тому же… Я вижу, что часто ошибаюсь, лучше, если править будет совет умных людей. Под моим председательством, разумеется.
Корал криво улыбнулась. Ее глаза остались такими же холодными и бледными.
– Разумеется. Я не в обиде.
– Вы с Нургримом в совете. Как и Тремор, Илаим, Элипг. Пять человек… богов, думаю, хватит, чтобы не допустить новых ошибок.
Оба промолчали о том, что трое богов из пяти признают лидерство Альмерина, а значит, он сохранит всю полноту власти, формально ее ограничив. И на сдачу получит двух лучших учеников Одина в советники. Такой подход был очень характерен для него. Может быть, он и был глуп по части истинных наук, но интриги плел мастерски.
– Ты скажешь всем, что Владыка спас нас. Но неизвестно, может быть, болезнь никогда не остановится. Вымрет весь континент. А если ее не остановит море, то и весь мир.
– Ты права. Но у людей должна быть надежда и вера. Иначе везде будет так же плохо, как было после взрыва в центральных провинциях. Беззаконие и анархия. К тому же если ты не можешь повлиять на события, то иногда лучше всего отойти в сторону и не мешать им. А потом уже постараться взять ситуацию под контроль.
Контроль. Альмерин был на нем помешан. Как, наверное, и любой другой правитель. Корал снова взглянула на развернутый лазарет. Там не было контроля. Только его видимость и вопиющая беспомощность. Людям надо было помочь хоть как-то. Нельзя просто отойти, пока тысячи людей умирают в мучениях. И если она не может их спасти…
Корал решительно пошла ко входу в шатер и звучно крикнула:
– Все здоровые – вон!
Врачи, хирурги и их ассистентки сначала не поняли. Потом увидели, кто говорит, и потянулись к выходу. Альмерин отвел Корал чуть в сторону.
– Что ты задумала? – прошептал он ей в ухо. Она не посчитала нужным понижать голос.
– Если мы не можем спасти их и люди здесь, верящие нам, умирают долгими неделями в мучениях, я хотя бы дам им покой. Это милосердно.
Сначала Альмерин не понял. Потом нахмурился.
– Убить тысячи людей? Три тыячи здесь? Они же ничего не сделали! Да ты просто Мать Милосердия! Это дикость, Корал!
Она посмотрела на Императора с презрением. Они оба могли быть жестокими. Но ради разных целей. Альмерин мог точно так же убить сотни и даже тысячи ради политической выгоды. Но не своими руками. Спровоцировать людей на бунт, где многие погибнут. Подговорить двух графов начать кровопролитный конфликт ради приграничной мельницы. Это было для него в порядке вещей. А для нее было дикостью. Как для него было дикостью убить своими руками тысячи, чтобы прервать их бессмысленные и страшные мучения. Они думали слишком по-разному. Его жестокость всегда была скрытой и обуславливалась выгодой. Ее же жестокость всегда исходила из логики. Проклятой логики!
– Да, Альмерин, это милосердие. – Она смотрела в упор ему в глаза. Его оружием всегда был голос. Мало
