реке Тахо, делающей крутой изгиб своего русла, у города с самого начала были чётко сформированы рамки развития и застройки территории. Поэтому даже через триста лет он имеет практически тот же вид, что и прежде: оформленную цельность и неповторимый архитектурный ансамбль, отчего антураж Толедо бесподобен и способен влюблять в себя гостей города. Природа будто с самого начала собиралась защищать его от всех невзгод и, словно заботливая мать, прятала за ущелья, речные пороги и скалы. Застройка хаотична и сумасбродна, узкие улицы петлями извиваются между крепостями, церквями и резиденциями, каменные стены вплотную обступают дома, но эта бессистемность, вписанная в природный ландшафт, и составляет единый облик Толедо – такой величественный, гордый и нерушимый.
Бальтасар Грасиан четыре века назад в «Сатириконе» так писал о Толедо: «Наковальня ума, школа изящной речи, пример благородных манер». И я, сидя на ступеньках узкой улицы и прислонившись головой к стене, кажется, слышал, как шелестят плащи и звенят шпаги кавалеров, спешно взбегающих по лестнице, как раздаётся звонкий смех благородных дам, как скрипят перья поэтов и историографов. И как дух этих людей до сих пор живёт на улицах древнего, но совсем ещё не старого города.
Глава 3.3
Валенсия. Город просвещённого будущего
Запрещено не трогать, не чувствовать, не думать.
На что мы променяли то время, когда прятались от родителей за занавеской, лазили на деревья и соревновались в прыжках через костёр? Когда мы в последний раз катались на ледяных дорожках, стирая подошвы до гладкой поверхности, а потом из-за этого везде поскальзывались? И помним ли мы, как ходили морозным утром бить тонкий лёд на замёрзших лужах? Тогда у нас было всё: свои друзья, всегда готовые прийти на помощь, заступаясь за любого из своего двора; свои деньги из конфетных фантиков, на которые мы покупали песочные куличики; свои мечты – изобрести вечный двигатель или полететь в космос; своя первая любовь, которая жила в доме напротив. Наш мир был очень мал и ограничивался лишь нашим районом, но при этом он был огромен и непознаваем, в нём всегда было место открытиям и приключениям. Мы были легки на подъём: выходили во двор по первому зову и возвращались только к ночи. Мы были добродушны и с готовностью делились со всеми близкими своим немудрёным скарбом. Мы были просто живыми и не потакали чужим желаниям. Нас окружали такие же увлечённые сверстники: мы вместе воровали вишню, вместе стойко выносили порку и вместе мечтали, глядя на звёзды, о том времени, когда станем взрослыми. Мы могли часами смотреть на горящий огонь в костре, а не на его жалкое подобие в мангале. Для нас был истинным деликатесом не шашлык, а жареный хлеб на берёзовом пруте; в угли мы кидали не пластиковый мусор от застолья, а картошку, чтобы её запечь. Мы брызгали с балкона водой на прохожих и привязывали пустые кошельки к ниткам. Но наши шутки не были злыми или пошлыми:
