style="font-size:15px;"> – Хм… – я невольно остановился и покачал головой, глядя на крепкого старика. – Мы с Михаилом Даниловичем не так догова…
– А мне плевать, о чем вы, теоретики, там теоретизируете! – буркнул Викентий, даже и не подумав придержать шаг. – Вездеходы здешние тоже ломаются. Шестерни встанут посреди снежной пустыни – что делать станешь, Охотник?
– Эм…
– Починишь здешний движок? Трубу стальную наспех залатать сможешь? С проводкой жильной разберешься?
– Эм…
– Заходи. Да дверь за собой прикрой, – подытожил старик, первым входя в свой «рабочий кабинет, и точка» – Обговорим детали…
– Обговорим, – произнес я куда более мирным и тихим голосом.
За секунду до этого сказавшаяся усталость и банальный голод заставили меня вспылить. Я называл это ощущение «голодной сварливостью», когда любая, даже самая мелкая причина становится поводом для вспыльчивой грубости. Я вовремя спохватился и сделал себе мысленный выговор. Давненько со мной такого не случалось: последний раз дней за пять до того, как я получил толчок в спину и угодил в летающую тюремную камеру. Но тогда причиной было больше похмелье, чем голод.
Стянув куртку, я поймал взглядом указующий кивок владельца помещения, повернулся к углу и… удивленно замер, пораженно хлопая глазами. Там высилась напольная металлическая вешалка. Стойка, идущие кругом в два этажа металлические крюки, способные выдержать даже самую тяжелую одежду. Но меня впечатлило другое – вешалка была очень изящной и даже вычурной. А еще она блестела золотом.
– Позолоченная бронза, – усмехнулся понявший мое удивление Викентий. – Стиль Людовика какого-то. Выкована безымянным русским умельцем где-то в середине девятнадцатого века. Там внизу табличка приварена – уже позднее. Написано про девятнадцатый век и стиль.
– А здесь-то как она оказалась? – задумчиво спросил я, силясь представить себе ситуацию, в которой кто-то мог держать в руках явно тяжелую конструкцию, и его в этот момент толкают, скажем, в спину…
Стоп…
Это я вполне легко себе смог представить. Воображение тут же нарисовало какой-то музейный склад, заставленный ящиками и такими вот вешалками; человека в сером или зеленом рабочем халате, собирающегося вынести вешалку в зал или просто перенести в угол… Тут его толкают в спину, он делает единственный роковой шаг и… Дальше понятно. Да по-другому и быть не могло – разве что вместо музея вешалка стояла в квартире какого-нибудь ответственного партийного работника.
Но вот чего не мог нарисовать мой усталый разум просто никак, так это столь невероятную картину, как, скажем, восьмидесятилетний старец, отсидевший свой срок, натягивает лямки рюкзака и… хватает дорогую его сердцу тяжеленную и крайне неудобную в переноске напольную вешалку, чтобы тащить ее на себе через сугробы и торосы. Это уже бред.
– Найдена давным-давно в руинах разбившегося креста, – пояснил Викентий, и все разом встало на свои места. – Я был в той экспедиции. Нашли немало полезного
