подхватил камень ладонью.
– Жжётся, – дуя на пальцы, сообщила девочка.
– Неужели, мои опасения верны? Он возрождается? Надо спешить, спешить.
– О чём вы, господин?
– Да так. Я о своём. Ворчу по-стариковски. Родители тревожно переглянулись.
Держа Кристалл в руке, старик выдернул длинный белый волос с головы и ловко продел его сквозь камень. Затем, что-то шепча, он провёл рукой по длине всего волоса и он, его седой волос, стал крепким шнурком. Завязав его концы узлом, он сжал место связки в кулак, а когда разжал его, то шнурок, словно и не был завязан, узел пропал.
–Так надёжней, – изрёк он и надел украшение девушке на шею. Желая разглядеть вещицу, она взяла камень рукой и он не обжёг её руку.
– Он, больше не горячий.
– Всё хорошо. Он привыкнет к тебе. Старик улыбнулся и его худое лицо озарил свет.
–Спасибо, – поблагодарила Келла и спрятала Кристалл под платье.
–Я приготовила тебе одежду, в платье, на лошади, не ладно, – обратилась Аграфа Коротышка – маленькая хрупкая тихая женщина с тёмной косой, к дочери. – Попросила у Вербы Дули, у нас-то сыновей нет. Наградила Доля четырьмя дочерьми. Мать протянула дочке свёрток. Келла вышла в чулан.
–Не задерживайся, – поторопил Яра. – Прощайтесь, а я приготовлю лошадей, да помните, время – не резина и ночь – не кузина. Лихо одним глазом смотрит, а видит четырьмя.
Быстрым шагом он направился к двери, рванул посох, и занавески на окнах вспорхнули, словно от порыва ветра. Дверь захлопнулась, скрыв старика от присутствующих в комнате. Дочь, похожая на мальчишку, появилась быстро.
–Слушайся Яру, дочка. Он добрый, только снаружи суровый, – напутствовал дочь отец, целуя её в лоб, а потом, протянул ей свой охотничий нож. – Пригодится.
–Будь умницей, береги себя. Мы очень тебя любим, и возвращайся, солнышко, – говорила мать, обнимая и целуя дочь, а затем накинула ей на плечи плащ и завязала шнурок аккуратным бантом.
–Всё будет хорошо, я не дам вам повода стыдиться меня. Я тоже люблю вас, – сказала Келла и быстро пошла к выходу, боясь, что слёзы хлынут их глаз.
Когда они уже сидели в сёдлах, Яра оглядел свою спутницу и, оставшись недовольным, сказал:
–Поедем тихо, чтобы не будить Лихо, – и тронул коня.
Келла тронулась следом, ещё раз обернувшись на светящееся окно, в котором маячили две размытые фигуры. Двор опустел, но это, лишь казалось. За густыми кустами можжевельника притаился человек, поклявшийся оберегать ту, очертания которой таяли в темноте.
Ехали молча. Келла думала о родителях и грустила, а Яра бурчал себе под нос незатейливую песенку.
–А какое оно, Лихо? – нарушила тишину Келла.
Песня оборвалась и она услышала:
–Не знаю, не встречал, а может, встречал, да не узнал, – отшутился Яра и опять, что-то замурлыкал.
Опять, ехали, молча,
