мой брат уважал традиции и все делал правильно, даже из дому сбегал, как в книжке. Оставляя чучелко.
Дома мне здорово попало, и с тех пор я старался приходить до заката, хотя не был уверен – и это меня мучило, – что ангел не прилетит во время смены караула. Отпечаток на песке давно стерся, но я помнил это место и время от времени подрисовывал палочкой круглый, размашистый контур. А потом лето кончилось, мы уехали в город, а потом папа умер.
Спустя десять лет я вернулся на озеро – до Аникщяй на пыльном автобусе и потом минут сорок пешком, – но на пляже, на том самом месте, сидели тетки в сарафанах и смеялись над лысым загорелым спутником, который стоял на камне на одной ноге, изображая цаплю или еще какую-то птицу, у теток блестели красные лица, и рты были красные, и в них дрожали красные языки. На газете перед тетками стояла бутылка толстого стекла и лежала полумертвая рыба. Рыба тоже дрожала – зазубренным хвостом, почти незаметно. Нечего было и думать, что ангел решится заглянуть сюда в ближайшие сто тысяч лет. Я бы на его месте не заглянул.
Джоан Фелис Жорди
To: [email protected], for NN (account XXXXXXXXXXXX)
From: [email protected]
Здравствуйте, мой дорогой NN,
сегодня обнаружила, что неделю вам не писала, была ужасно занята и изрядно нервничала. На нашей кафедре происходили метаморфозы в духе Апулея, только колдуньино питье плеснули сразу пятерым, и ослы получились едва позолоченными, похоже, зелье было разбавлено.
Надеюсь, вы получили мое прошлое письмо и молчите оттого, что заняты своим вечным углем или антрацитом, – так я каждый раз объясняю себе ваше молчание. Доктор Лоренцо говорит, что М. следует закончить курс, но у меня есть стойкое ощущение, что он не уверен в диагнозе и все строго распланированные таблетки, которыми пичкают вашего брата, – это набор разноцветных плацебо.
Желатиновые пустышки и долгие беседы ни о чем за полторы сотни евро в день. Не подумайте, что я считаю ваши деньги, просто не вижу смысла в этом лечении, за которое вы так аккуратно платите. Не думаю, что тот случай в университете убедил вас, что у М. начался рецидив. Иногда мне кажется, что вам просто спокойнее, когда он в клинике.
Я много говорила с врачами, но поверьте мне – рассуждения о первичном инфантильном нарциссизме и компенсаторных фантазиях не стоят одного дня, проведенного с вашим братом, и я стараюсь проводить с ним время как можно чаще. Если врачи его со мной отпускают, разумеется.
Врачи здесь – это особый разговор. Двое терапевтов, наблюдающих его – слово наблюдающих здесь наиболее уместно, поскольку М. никто не лечит, – это фрейдист и юнгианец в одной упряжке. Я поняла это, когда – после долгих уговоров! – получила на руки запись бесед с доктором Лоренцо и вторым, этим волосатым, невыносимым Гутьересом.
Ваш брат говорит, что из-за дождя не пойдет сегодня в парк, и Лоренцо потирает руки: классическая тревожная истерия! М. рассказывает, что в детстве хотел настоящий
