батюшки шло вразрез с общепринятыми правилами поведения, и его отовсюду гнали. Про его «чудотворства» и юродства рассказывали истории, вошедшие в золотой фонд преданий Московской Семинарии. Но прихожане его любили. И подарили батюшке путевку на Валаам. А тут как раз на эти дни выпадают какие-то дополнительные вступительные испытания в Академию. Зная почти наверняка, что его не примут (и действительно, его за чудачества не приняли), этот священник все же решил на остров не ехать и подарил путевку мне.
Теплоход, плеск темной ладожской воды – и три дня изумительного путешествия. Я впитывал все, что вижу, что чувствую, как сухая губка. Страшные развалины монастырских храмов, корпусов, оскверненные святыни (так было в 1991-м, сейчас, конечно, все отреставрировано и Валаам преобразился). И все это человеческое бесчиние соседствует с божественной лепотой: корабельные сосны, медовый запах смолы. …Вместе со мной в каюте ехал один священник, более того, целый игумен. Но был он… в элегантной белой рубашке и брюках, а не в рясе с крестом. Я спросил батюшку:
– Как же так? Вы ведь могли послужить молебен, провести с людьми беседу, исповедовать, окормлять… А никто и не знает, что вы священник.
Игумен улыбнулся:
– Милый юный друг. Я хочу просто отдохнуть от людей. Спокойно помолиться, подумать о своем. Стоит надеть рясу – и покоя ни минуты не будет…
Я был принципиально не согласен, а сегодня… согласен. Необходимо уединяться. Помните, что и Христос, Который был куда как востребован людьми, уединялся, чтобы побыть одному, чтобы помолиться. Пиджак и брюки для игумена стали той кельею, в которую он, находясь посреди людей, уединился для молитвы и размышлений.
На Валааме я познакомился с внуком отца Павла Флоренского, богослова, которого я к тому времени уже читал и достаточно хорошо знал. В то время его внук – отец Андроник – был игуменом Валаамского монастыря. А потом мы с моим спутником, батюшкой в штатском, под плеск волн говорили о богословии Флоренского и спорили: нужно его причислять к лику святых или нет. Я считал, что стоит, как новомученика. Отец игумен парировал:
– Прославление в лике святых автоматически делает авторитетными и труды человека, по сути, его сочинения становятся святоотеческой литературой. А в богословии отца Павла есть еретические мысли.
И вот теплоход причалил к пристани Ленинграда. На трамвае, потом метро, спешу в свою (а может, не свою?) Семинарию. У вахты списки. И среди других – моя фамилия. Поступил!
А через два дня, 1 сентября, – Божественная литургия. От волнения, от усталости у меня закружилась голова, и я почувствовал, что теряю сознание. Схватился за икону. Это была икона, как сегодня помню, святого Апостола Иоанна Богослова. Он меня и поддержал. Черные пятна перед глазами постепенно рассеялись, и я пришел в себя.
А через несколько дней нога, которая мучила меня болями, прошла совершенно. Боль становилась все меньше и меньше, и числу к 10 сентября исчезла окончательно. Лукавый отступил. До
