лет Софийский собор был главным храмом всего христианства, – сдержанно прокомментировал Чезарини.
– Собор Святой Софии – личная собственность Мехмеда Второго, который взял его на шпагу и объявил мечетью. – Ердын Экинджи раскраснелся, и с этой минуты разговор превратился в дискуссию. – Никто не смел отнимать мечеть у мусульман и делать ее музеем. Даже Кемаль Ататюрк!
– Кемаль Ататюрк забрал Святую Софию не только у мусульман, но также у православных, – рассудительно заметила Нинель Николаевна. – Переход храма в музей был важным этапом на пути преобразования Турции в светское государство.
В спор нехотя вмешался Богдан:
– Ступив на этот путь, Кемаль Ататюрк дошел до логического конца: умер от цирроза печени по причине алкоголизма, – он проговорил эту фразу медленно, с едва уловимой иронией, явно позируя и стремясь произвести впечатление.
– Так или иначе, приняв такое решение, турецкое правительство пошло на конфронтацию со всем христианским миром, – заметила Элина, теребя пальцами свой кулон.
– А вы, простите, кто по профессии? – с заведомым неприятием спросил Ердын Экинджи.
Она ответила:
– Я – бывший военный.
– На мой взгляд, война – не для женщин, – улыбнулась ей Нинель Николаевна.
– Там, где я жила, это обязанность.
– Вы – израильтянка? – Ердын Экинджи переменился в лице. – Это многое объясняет!
– Гражданство не может быть ни виной, ни заслугой, – сдержанно проронила Элина.
За соседним столом послышался взрыв хохота, не относящийся к их разговору, но это окончательно выбило турка из колеи.
В его глазах вспыхнул злой огонек.
– Айя-София была и остается символом священного завоевания, обещанного нашим Пророком! Мы, турки, потомки великих османов, обязаны хранить и высоко нести Его знамя!
– Но-но… Не слишком-то хвалитесь своими завоеваниями, – тихо, но с заметным достоинством проговорила Нинель Николаевна. – Сдается мне, что ваше знамя изрядно потрепано.
– На что это вы так изысканно намекаете? – с подтекстом спросил Ердын Экинджи.
– Я намекаю на две русско-турецкие войны, когда русские войска дошли до Константинополя и могли бы вернуть Храм Софии, а заодно Босфор и Дарданеллы.
Повисла неловкая пауза, разговор сделался деструктивным, и это могло омрачить дальнейшее совместное путешествие.
Епископ Чезарини взял на себя миссию миротворца:
– Собор Святой Софии – Мудрости Божией – самый многострадальный храм в истории человечества. На его долю выпало три пожара, два землетрясения и сейчас он переживает очередной печальный этап.
Казалось, это всех примирило, но миссия священника провалилась.
Молчавшая до сих пор Лидия сузила глаза и с вызовом изрекла:
