и хитер же старый дьявол!» – не без восхищения подумал Уильям о дяде.
Уильяма больше беспокоил второй абзац. «Я знаю Ричардсона…» В данном случае Уильям хорошо понимал, почему дядя Хэл опустил подробности: почту мог прочитать кто угодно, а уж послание с гербом герцога Пардлоу наверняка привлекло внимание. Хотя непохоже, что печать вскрывали, но Уильям не раз видел, как его собственный отец при помощи нагретого ножа ловко снимает печати, а потом возвращает на место, и не питал иллюзий по этому поводу.
Уильям озадачился вопросом: что именно дядя Хэл знает о капитане Ричардсоне и почему советует прекратить сбор информации? Судя по всему, отец рассказал дяде Хэлу, чем занимается Уильям.
А вот еще пища для размышлений: если бы папа сообщил брату о его, Уильяма, занятиях, то тогда дядя Хэл наверняка поведал бы отцу все компрометирующие факты о капитане Ричардсоне, коли таковые имеются. А если он это сделал…
Уильям отложил записку дяди Хэла и вскрыл первое письмо отца. Нет, ни слова о Ричардсоне… Во втором? Тоже ничего. И только в третьем нашлась завуалированная ссылка на разведку, да и то лишь просьба об осторожности и непонятный намек на его, Уильяма, рост.
«Высокий человек всегда заметен среди других людей, особенно если опрятно одет и смотрит прямо».
Уильям улыбнулся. Он ходил в школу в Вестминстере, где все уроки проходили в одной большой комнате, перегороженной занавеской, которая разделяла учеников на аристократов и простолюдинов. Однако мальчики разных возрастов учились все вместе, и Уильям быстро понял, когда и как стоит привлекать к себе внимание, а когда лучше оставаться в тени. Все зависит от окружения.
Ладно. Что бы там дядя Хэл ни разузнал о Ричардсоне, отца это нисколько не тревожило. Уильям напомнил себе, что информация не обязательно должна быть компрометирующей. За себя герцог Пардлоу не беспокоился, но был чрезвычайно осторожным в отношении своей семьи. Возможно, он всего лишь считал Ричардсона самонадеянным и безрассудным. Если дело только в этом, то отец, скорее, полагался на здравый смысл Уильяма, потому и не стал ничего писать.
В мансарде стояла духота, пот стекал по лицу Уильяма на рубашку. Фортнэм снова ушел. Из-под его койки торчал наполовину высунутый дорожный сундук, образуя с краем койки такой дурацкий угол, что на полу оставалось ровно столько свободного места, чтобы Уильям мог протиснуться к двери. С чувством облегчения Уильям вырвался на улицу. Воздух снаружи был жарким и влажным, но, по крайней мере, не спертым. Уильям надел шляпу и отправился искать, где встал на постой кузен Адам. «Возмутительно громоздкие» – звучало многообещающе.
Пробираясь сквозь толпу фермерш, которые направлялись на рыночную площадь, он почувствовал, как шуршит в кармане письмо, и вспомнил сестру Адама. «Дотти шлет свою любовь, что занимает гораздо меньше места». Дядя Хэл, конечно, хитрый дьявол, подумал Уильям,
