не будет ругаться, – проговаривает вторая девочка и тянет меня за рукав пиджака. – Меня Надя зовут, а ты красивый.
– Доченька, Ян взрослый мужчина и сам решит, как ему удобнее, – она прячет улыбку, отворачиваясь. И это жена одного из влиятельных людей?
Перед этой встречей моя помощница собрала некоторую информацию о семье Утесовых. Странно, что я не запомнил имени жены Утесова. Но одно дело читать о том, как эта пара прошла испытания на затерянном острове где-то в районе Карибов, и другое – лицезреть то, что предстало моему взору.
Где-то в душе запекло неприятно, и меня откинуло мыслями в прошлое. Жена Утесова, как и Марина, старалась сделать уютным то место, где находится семья… Может, поэтому без своей женщины мне не хотелось больше никаких отступлений от действительности.
Из родительского дома я съехал сразу, как восстановил двигательные функции. Мать просила остаться, но я не мог. Это было выше моих сил. Этот дом напоминал как о счастье, так и о беде, что произошла тогда, пять лет назад, когда я не справился с управлением, потому что мне что-то подсыпали в чашку с кофе. Я, словно одурманенный, управлял машиной и помнил только громкий хлопок и крик Рины.
А затем последовала непроглядная чернота с такой же нестерпимой болью.
– Ян, все в порядке? – вырывает приятный женский голос из дурмана плохих воспоминаний.
Не в порядке у меня ничего. Прострация. И непонимание происходящего. Почему чужое пространство на меня так пагубно действует и отбрасывает в прошлое?
– Хочешь булочку? – я оборачиваюсь на детский голос и всматриваюсь в лицо второй кнопки – Веры. – Мама пекла сама. С корицей, очень вкусные.
Корица…
Киваю и тяну носом, как собака-поисковик, воздух. Аромат сшибает и вновь напоминает о прошлом.
Рина первые месяцы старалась проявить заботу и привыкнуть к новой важной роли – жены.
На подкорке всплывают такие давно забытые воспоминания бывшей в фартуке с рыжим котом на желто-полосатом фоне. Она переминается с ноги на ногу и создает какой-то кулинарный шедевр. Мука, соль, ванилин и корица…
В ее движениях столько грации, как будто не готовит, а летает. Улыбается, а глаза горят предвкушением моей ответной реакции.
Через полчаса вместо шедеврального пирога я слышу, как доносится плачь из кухни, и звуки битой посуды заставляют сорваться с места.
Может, обожглась или порезалась?
Ни первое, ни второе.
Пирог взорвался. Содержимое знатно растеклось по внутренности духовки. Запах горелого вперемешку с пряным – корица.
Рина сидит на полу и рыдает практически навзрыд. Ничего не могу придумать лучше, как пройти и открыть окно.
Затем присаживаюсь на корточки, веду пальцем по запачканной поверхности дверцы духовки. Слизываю полуготовую жижу. Катаю на языке нежное послевкусие бисквитного теста и чувствую на себе взгляд жены.
– Интересно получилось, – даю оценку
