приобняв соседку, Маша побежала на ферму.
Вернувшись в дом, Зина застала отца спящим. Улыбнувшись, она положила пелёнки на комод и занялась обедом. А Маша в это время уже прибежала на ферму и сцепилась с одной из доярок – Глашкой Щучкиной. Из-за противного характера Глашку часто именовали по её фамилии, изменив первую букву «Щ» на «С». Правда, в лицо никто не осмеливался обозвать её Сучкиной, потому как побаивались бабы драчливой сельчанки. Ох и дерзкая Глашка, спасу нет. Может и в волосы вцепиться, и по мордасам надавать. А однажды одну женщину она так исколошматила, что та неделю из дома не выходила, пока синяк под глазом не сошёл. Никто ещё не осмелился дать отпор Глашке, поэтому она могла любому ляпнуть в лицо всё, что думает и не думает. Но с Машей поскандалить не приходилось. Машка – отходчивая, на рожон не лезет, улыбнётся в ответ и забудет обиду. Но сегодня явно не Глашин день. Услышав, как Щучкина оскорбляет за глаза Зину, Маша бросилась кричать на бессовестную доярку.
– Что ты несёшь? Откуда у тебя такие сведения? – подскочив сзади, Мария завопила, как сумасшедшая.
Женщины, выслушивавшие сплетни, замерли от страха. Глаша натянула ехидную улыбку и повернулась всем телом.
– И где я не права? – поставила ладони на бока. – Нагуляла, а потом на мужика скинула. Разве не так?
– Да чтоб у тебя язык отсох, сплетница! – Маша вскипала, как вода в чайнике. – И где ты такую новость взяла? По себе, небось, судишь?
– А то ты сама не видала! – задирая нос кверху, кричала Глашка. – Девка-то вся рыжиной покрытая! Откуда, а? Зинку и Федьку смолоду знаю, никто из них таким цветом не грешил! Да и родителей их, когда помоложе были, помню, такие же: сивые да тёмные. А тут вона как, девка в конопушках, волосья, что солнцем обожгло, а ты мне тут про верность втолковать пытаешься!
– А может, у ней прабабка была такой, – громко сказала Агаша, влившись в женское собрание. – У нас случай был. Все брюнеты, а мальчонка сивый родился. Правда, как подрос, волосы чуток потемнели…
– Да иди ты, Агаш, у вашего потемнели, а у этой девки такими и останутся. Фу, и как Зинке не совестно мужу врать? – голосила Щучкина. – Полтинник на носу завертелся, а она любовничка себе завела! Ох и набегался бедный Феденька ночами по кладбищу! Нагоревался, милок, по сыночкам мёртвым! А эта, зараза бесстыжая, в хату другого приводила, вот и прижила рыжуху!
– Так нет в селе рыжих-то, – Агаша не отставала. – Где ж она могла такого найти?
– А кто ж его знает. Может и с городу приезжий был.
– Да чтоб у тебя язык отвалился! – Машу взбесила прилипчивая доярка. – Да чтоб ты ночами в подушку рыдала…
– Да и так рыдает-то, – хихикнула Анна, которой надоел пустой скандал, разразившийся на весь скотный двор. – Ни мужика, ни дитёнка. Вот и собирает, что попало, лишь бы счастливых баб очернить.
– Да ты… – раскраснелась Глашка, услышав о себе чистую правду.
– Рот на замок и за работу, – Анна осталась довольной, что смогла заткнуть бешеную бабёнку. – И ты, Глаш, смотри под своим носом, прежде чем помоями кого-то
