воинство, но российским железным дорогам требовалось не менее сорока пяти дней, чтобы доставить каждого призванного человека в расположение его части. Согласно предвоенным планам, русские военные усилия должны были исходить из действий Германии: если немцы двинут большую часть своих армий на Восток, то Россия прибегнет к «стратегии 1812 года», отступая из Польши и выигрывая время, но если немцы отправятся на Париж, оставив свои границы на востоке уязвимыми, то русские перейдут в наступление, не дожидаясь завершения мобилизации. Еще за год до начала войны начальник русского Генерального штаба твердо пообещал это французам. Теперь настало время исполнять обещанное.
Для этого в распоряжении у великого князя имелись немалые силы: на «германском» Северо-Западном фронте к концу июля были готовы отправиться в бой двадцать шесть пехотных и кавалерийских дивизий, сведенные в две армии, а на «австрийском» Юго-Западном фронте русские располагали еще сорока шестью дивизиями, распределенными среди четырех армий. Это были лучшие войска Российской империи.
26 июля. Государственная Дума и российское общество
На «чрезвычайном» заседании Государственной Думы депутаты вотировали военные кредиты. Длившаяся всего один день парламентская сессия завершилась торжественной демонстрацией политической поддержки монархии в условиях «оборонительной войны» с Германией и Австро-Венгрией, после чего работы Думы была прекращена до следующего года.
«Патриотическое единство» депутатов не было абсолютным. Возглавляемые Р. В. Малиновским и Н. С. Чхеидзе думские фракции большевиков и меньшевиков, расколовших в теоретических ссорах Российскую социал-демократическую рабочую партию, вместе проголосовали против кредитов царскому правительству. Остальные социалисты предпочли занять позицию «оборончества», то есть поддержать военные усилия России. Вместе с этим один из ведущих левых ораторов думы А. Ф. Керенский в своем выступлении недвусмысленно заявил о том, что русская армия, «завоевавшая победу» на поле брани, непременно завоюет и «свободу». Намек был весьма очевиден.
Не столь откровенно высказанными, но весьма схожими с этим оказались упования центристов и умеренно правых политических групп Государственной Думы. Для кадетов (общераспространенное сокращение от «конституционных демократов») и октябристов, чьи лидеры П. Н. Милюков и А. И. Гучков одинаково оценивали императора Николая II как недалекого и мистически настроенного автократа, поддержка правительства представлялась процессом, носившим обоюдный, взаимный характер. Они хотели расширения прав законодательной власти, а в перспективе – и появления парламентских правительств, по образцу конституционных монархий Европы. И Милюков, и Гучков не испытывали особых иллюзий насчет готовности «бюрократии» и лично «самодержца» пойти навстречу «желаниям общества», но рассчитывали на то, что предугадываемая ими напряженность
