потерянными двенадцать миллионов гектаров сельскохозяйственных площадей.
Не останавливаясь на произвольном захвате имущества, царское правительство готовило массовую депортацию поволжских немцев в Сибирь, осуществить которую предполагалось в 1917 году. Однако, в конечном счете, поощряемая властями германофобия оказала Российской империи медвежью услугу, став одной из причин падения авторитета царской четы и, таким образом, продемонстрировав известный эффект бумеранга. И если в 1904–1905 гг. императрицу называли «англичанкой», обвиняя ее в том, что она сочувствует союзникам Лондона – японцам, то в 1914–1917 гг. Александру Федоровну именовали не иначе как «немка».
16 октября. «Севастопольская побудка»
Вступлению Османской империи в Мировую войну предшествовала серия атак на Черном море, предпринятых германо-турецким флотом адмирала Вильгельма Сушона. В российском обществе эта «набеговая операция» получила несколько иронически звучащее название «побудки», подразумевавшей неподготовленность Черноморского флота империи к неожиданному нападению врага.
Обстреляв порты Одессы, Севастополя, Феодосии и Новороссийска, Сушон не добился существенных материальных успехов: десятков потопленных или поврежденных торговых и военных судов не могли оказать существенного влияния на баланс сил в регионе. Флот адмирала А. А. Эбергарда значительно превосходил военно-морские силы своего противника на Черном море и в дальнейшем это превосходство должно было лишь увеличиваться. Однако главной целью Сушона и стоявшего за ним Энвер-паши, одного из членов правящего страной триумвирата, была провокация России на объявление войны, что и произошло четырьмя днями позднее. К этому времени турецким противникам альянса с Берлином уже нечего было противопоставить агрессивно настроенной «партии войны» – страны Антанты явно не собирались предоставлять Константинополю какие-либо «гарантии», тем более компенсировать его нейтралитет передачей Карса или иными уступками.
В свою очередь, в России война с Османской империей считалась неизбежной и даже необходимой, а потому была встречена в обществе спокойно и не без энтузиазма (за исключением левых, разумеется). Считалось, что последние события предоставляют прекрасный шанс разрешить наконец-то «турецкий вопрос», то есть «освободить Царьград», установить контроль над Черноморскими проливами и увеличить владения империи за счет ряда других османских провинций. Появление нового, уже третьего, Кавказского фронта не страшило – куда больше беспокоились о влиянии крайне правых и «распутинского кружка» на слабовольного, по всеобщему мнению, императора, с трудом будто бы противящегося кулуарным немецким предложениям сепаратного мира. Таким образом, опасались не столько увеличения пространства или продолжительности войны, сколько ее завершения до наступления ожидаемых уступок со стороны «режима» и достижения ряда
