по тенистой аллее тощая фигура.
Женщина покачала головой, улыбаясь. Вчера они с мужем обсуждали особенности японского этикета. Кто бы мог подумать, что у девочки такая прекрасная память на слова! Пора, пожалуй, всерьёз заняться чтением.
Аксель стоял у ограды парка, прячась за бетонной тумбой для объявлений, и в отчаянии смотрел на порт. Для того, чтобы попасть домой, ему надо было спуститься по склону холма, пройти вдоль портовой ограды, и только тогда он доберётся до относительной безопасности портовой территории. И всё это по открытой местности, мимо оживлённой проезжей части, по дорожке, где ездят велосипедисты, бегают физкультурники и гуляют мамы с детьми.
Он вспомнил, как встретился глазами с девочкой, когда нагнулся за всё-таки оторвавшимся куском искусственной псевдоплоти, прикрывавшей его лицо. Милый, невинный ребёнок. Он ожидал, что девочка закричит, испугается, но она ещё не знала, что такое смерть, что такое распад и гниение, и потому вид истлевшей плоти, сквозь прорехи которой местами проглядывали зубы и кости черепа, привёл её не в ужас, а в восторг и удивление. У странного дяди лицо оторвалось!
Почему, ну почему смерть отобрала у него не всё? Он лишён дыхания, лишён голоса, лишён тепла и крови, но всё ещё движется, ему всё ещё надо питаться, чтобы задержать распад. Никаких мозгов из ужастиков – обычная еда. Конечно, в магазин бы его не пустили, не говоря уже о кафе – охранников и продавцов никакой псевдоплотью не проведёшь, даже самой дорогой. Но за едой иногда ходили люди-волонтёры – те, кто ещё заходили изредка в гетто на старом пароме.
Но самое страшное было то, что Аксель, как и все его соплеменники, сохранил и разум, и память, и эмоции. Многие, конечно, не вынесли. Про живого мертвеца нельзя сказать «покончил с собой» – скорее «самоуничтожился». Но Аксель остался существовать. Потому что на пароме были и дети. Их надо было кормить…
Формально запрета на наём живых мертвецов не было. Просто большинство людей избегали их, хотя давно уже все знали, что это не заразно – просто какой-то сбой реальности, иногда подымающий мёртвых людей из могил навстречу страшному псевдобытию. Но и личностями они не считались. С ними можно было сделать что угодно – обмануть, сбить автомобилем, облить бензином и поджечь, благо то, что не дышит, не может кричать. Изредка сердобольные люди давали жителям гетто заработать, но таких было всё меньше и меньше, как всё меньше и меньше становилось тех, кто отваживался сойти с парома на берег и выйти за ворота.
Аксель вышел из-за тумбы и заковылял вниз по склону, надвинув козырек бейсболки на самые глаза и стараясь смотреть исключительно под ноги. С каждым шагом он чувствовал, как солнце – самый страшный враг живых мертвецов – иссушает его хрупкое тело, давно уже не орошаемое тёплой кровью, проникая сквозь одежду, превращает остатки мышц и связок в ломкие нити. Он не мог чувствовать боли, но его душу выворачивало наизнанку отчаяние. Он должен дойти. Он должен принести деньги домой, ради детей и общины.
– Паш, лови!
Ярко-оранжевая «тарелка»
